— Собачья жизнишка!.. Пылища, жарища! Мухи меня закусали!.. Я весь пересох! Хочу в прохладу! Лежать в тени и чтоб меня обмахивали веточкой с душистыми листиками и поили кисленьким…
Хотя карлик семенил изо всех сил, стараясь не отставать от своих товарищей, ему то и дело приходилось догонять их бегом, точно мальчишке, увязавшемуся на прогулку за взрослыми.
— Эй, господин Трувер!.. Эй!.. Не можете вы, что ли, шагать потише! — с плаксивой злобой кричал карлик, в сотый раз пускаясь рысцой и изо всех сил стараясь наступить спутнику на пятку. — У меня вот-вот последние мои портчонки лопнут по швам! Не могу я шагать с вами в ногу! Слыхал?
— Ты будешь вознагражден за все лишения… — рассеянно ответил Трувер. — Я прикажу выдать тебе новую прекрасную одежду!
Карлик всплеснул руками и изобразил один за другим два разных хохота: угрюмый ворон на верхушке придорожной ели вздрогнул и перевернулся на ветке — ему показалось, что он сам расхохотался хриплым, кашляющим смехом, и тут же лягушка с перепугу подскочила и шмякнулась в лужу, чтоб утопить тоненькое хихиканье, которое послышалось ей где-то у себя внутри!
Выразив таким фокусом свое насмешливое негодование, карлик дернул за рукав шагавшего рядом Жонглера:
— Слыхал? Он прикажет! Он вознаградит! А?.. Да он все еще не вылез из шкуры того окаянного Альдебаранского Герцога? Это для нас добром не кончится!
Карлик ожесточенно стал наступать на пятку Трувера, пока тот не обернулся, снисходительно улыбаясь:
— У тебя ко мне есть какая-нибудь просьба?
— Да! Просьба! Опомнись! Очухайся! Вылезай из герцогской шкуры! Стань опять самим собой!
— Как это… собой?
— Собой! Да, собой: Трувером, честным Трувером, а не каким-то паршивым Герцогом из миракля «О Сатане и Герцоге»! Не понимаешь?
— Миракль?.. — задумчиво хмурясь, пробормотал Трувер. — Помню. Миракль, где я был герцогом. Да, да, теперь я постараюсь помнить. Конечно, это прошло. Я теперь вовсе не герцог. Кстати, он мне самому надоел, да я как-то все не мог от него отделаться!..
Он говорил правду. Поистине удивительный у него был талант так представлять всяких Королей, Герцогов и Рыцарей, что зрители верили: перед ними самый настоящий Щедрый Герцог, или Рыцарь — Победитель Великанов… Но, к сожалению, на этом его талант воплощения не кончался: убедив других, он и сам начинал во все верить. А от этого ему самому и его товарищам не раз приходилось попадать в весьма неприятные истории.
Добравшись до полянки, они повалились отдохнуть на травку на берегу ручья.
Жонглер, задумчиво глядя в небо, вытащил дудочку и стал насвистывать на разные голоса и искоса наблюдал, как начали слетаться разные птицы, послушать. Скоро все ветки вокруг него запестрели от зеленых, красногрудых, пестрых, крапчатых певчих птичек. Они наклоняли головки то на одну, то на другую сторону, прислушиваясь к каждому переливу, и перепрыгивали все ближе, пока не стали садиться ему на плечи, а совсем маленькая пичуга уселась прямо на дудочку, чтоб заглянуть в дырочку, откуда выходят такие приятные звуки.
Жонглер щурился, усмехался одним уголком рта и, лежа на спине, посвистывал, а когда делал паузу, птички наперебой откликались, точно он их спрашивал о чем-то, а они спешили ответить. Это было его любимое занятие — собрать лесных музыкантов, сыграть им новую песенку и послушать, что они сумеют из нее перенять. Ртутти и Трувер лежали не шевелясь, забавляясь знакомой картиной. Отличным музыкантом был Жонглер!
Вдруг раздалось громкое: фрр! — все птицы разлетелись. На полянку выкатилась ватага лохматых людей свирепого, самого разбойничьего вида. Да и не удивительно: это и были разбойники!
— Кошелек или жизнь! — вопили лохматые, окружив со всех сторон музыкантов и угрожающе размахивая копьем и мечом, потому что у них на всех был один меч и одно копье — остальные могли угрожающе размахивать только разного рода дубинами.
— Вы предлагаете это нам на выбор? — лениво потянувшись, не вставая с земли, спросил Трувер.
— На выбор! Да выбирай поживее! Не тяни!
— Чего уж тянуть?.. Можете со спокойным сердцем идти дальше, ребята. — Трувер говорил добродушно, даже снисходительно. — Так и быть, не нужно нам ни вашей жизни, ни кошельков ваших!
Самый лохматый из лохматых — атаман заревел как бык и затопал ногами:
— Да ты что? Не понимаешь? Вы путники! Мы разбойники!
Мы вас грабим!
— Да брось ты. Мы не путники, да и вы не разбойники! — небрежно отмахнулся Трувер, сел, взял в руку арфу и пробежал пальцами по струнам.