Сел, правда, с толчком и подпрыгиванием, сразу сбросил обороты. Посидел, успокаиваясь, и переводя дух. Ну, что сказать? Есть, как водится, две новости. С одной стороны — аппарат действительно может летать. С другой — совершенно непонятно, в каком положении в каждый конкретный момент находится трапеция относительно нейтрали. Пришлось срочно делать насечки на бортах кабины, изображая шкалы для продольного смещения моего, с позволения сказать — румпеля. Смещения его вправо-влево и так видны по вылету угла трапеции относительно всё того же борта, а вот углы подъёма или спуска я очень зря не разметил. Это ещё легко отделался, если бы толкнул трапецию ещё сильнее и задрал нос под большим углом — мог потерять скорость и рухнуть на землю, причём с высоты метров десять. Это могло быть больно, мягко говоря.
Работа заняла минут десять, правда, это только черновик, надо добавить цвет и подписать цифры, но даже эти зарубки, одна большая на четыре маленьких, и то помогали — я хотя бы видел условный ноль. Собравшись с духом, выехал на исходный рубеж и повторил все действия. Но при отклонении трапеции на одну большую зарубку аппарат взлетать отказался, пришлось толкать дальше, а потом и ещё дальше.
Убедившись, что поднялся на некоторую высоту и выровняв полёт, я посмотрел вперёд и увидел приближающуюся стену леса! Потом я посмотрел и по карте, и вживую, что до леса было ещё минимум полкилометра, и расстояние позволяло спокойно приземлиться. Но тогда… Впереди — лес, слева — полоса деревьев вдоль тракта, справа — холм, жуть жуткая! Я двинул рамку вперёд, набирая высоту, и опять перестарался, поднявшись как минимум вдвое выше деревьев!
Короче говоря, до самого обеда я то сидел на земле, успокаиваясь и набираясь решимости перед следующей попыткой, то совершал довольно странные и сомнительные манёвры. Ну, не разбился и аппарат не сломал, уже хорошо. Наконец, на одном из проходов увидел сворачивающий с тракта грузовик очень знакомого вида, и решил, что пора завязывать с экспериментами. Тем более, что и мобилет в кармане завибрировал, сообщая о вызове — скорее всего, Маша на обед зовёт. После посадки вынул аппарат из кармана, набрал свою половинку и убедился, что так и есть, после чего бодро порулил к гаражу вдогон за грузовиком. И догнал, что характерно! Жаль, посигналить нечем, но шофёр сам заметил в зеркале заднего вида что-то странное и затормозил у гаражей. Причём затормозил, зараза такая, резко, так что я чуть в него не врезался!
Поздоровался с командиром нашей батареи и пригласил его на обед, чтобы заодно и расспросить о поездке. Леопольд Гаврилович не стал чиниться и согласился, попросив полчаса на то, чтобы принять душ и переодеться в чистое. Расставшись с миномётчиками, я быстренько связался по мобилету с Ульяной — предупредил, что у нас к обеду будет ещё один человек, после чего сложил крыло и поспешил приводить в порядок уже себя.
За обедом, в соответствии с правилами приличия, речь вели на нейтральные темы, например — о погоде поговорили. При этом выяснилось, что в Борисове, где ночевали миномётчики, дождь был, но не сильный, начался около восьми вечера, зато шелестел до самого утра, при выезде из города моих бойцов он ещё только-только заканчивался. Ну, а после еды на поручика накинулись с требованием новостей. Сперва он пересказал более детально то, что я вкратце уже знал, потом добрался до последних трёх дней.
— Когда я сообщил, что через три дня мы уезжаем, то местное начальство сперва отмахнулось. Мол, поручик, не дурите голову, будете сидеть, сколько прикажут. Пришлось напомнить, что я поручик в отставке, и что приказы мне отдают только командир и владелец дружины. И именно владелец распорядился возвращаться. Ну, а потом ещё и ссылкой на закон добил. Комендант пытался ещё что-то говорить, но я попрощался и ушёл. А где-то через час, или чуть меньше, они как забегали! Видимо, почитали тот самый закон, а может, ещё и со своим начальством связались.
Нюськин прервался, чтоб глотнуть чая и подавить смех, вызванный воспоминаниями.
— В общем, за эти три дня сделали больше, чем за почти месяц до этого. Как сроки появились, причём короткие, так они и забегали. Ну, а заодно к нам вместо майоров-полковников с брезгливо поджатыми губами заявились поручики-капитаны. Тут и методички, что мы готовили, пригодились.
— Погоди, ты что, раньше их не показывал⁈
— Показывал, но господа полковники отмахнулись, мол, не нашего ума дела — наставления писать, ага. Зато тем офицерам, что задавали конкретные вопросы: как наводить, как пристрелка выполняется, как мину к выстрелу готовить и прочее, они нарасхват пошли. Ну, и на практике закрепили, то есть, постреляли — и по чучелам в поле, и по окопам, и просто на заданную дальность. Очень господа артиллеристы оказались впечатлены тем, что одно наше орудие может поставить почти такой же заградительный огонь, как полковая батарея, при этом ещё и боеприпас кратно более могущественный. Ну, и эффект от прямого попадания нашего фугаса в окоп тоже заставил крепко задуматься. Тем более, что для них такое попадание — довольно редкий случай, а мы из двух десятков мин три ровно в канаву положили, и ещё две — на бруствере рванули, по армейским нормативам для пушек это тоже попаданием считается.