— Господин барон Рысюхин? Ваша милость, Его Величество будет ждать вас в десять тридцать в малом Ясеневом кабинете с переданными вам вчера документами. В четверть одиннадцатого я прибуду, дабы сопроводить вас.
Курьер, или кто он там, попрощался коротким, одной головой выполняемым, гвардейским поклоном (тем самым, что «склоняем голову, но спины не гнём») и удалился. Вот же, зараза, какой этот пафос прилипчивый! И он «прибудет, дабы», а не просто придёт, и у меня уже он удаляется, а не уходит…
«Вот ты на шнуры злишься. А ведь в каждой сфере такого хватает, что со стороны выглядит блажью непонятной, а вот для вовлечённых в процесс…»
«Да ладно!»
«Скажи мне, в бродильном производстве, не считая молочки и хлебопечения, сколько видов дрожжей используется?»
«Ну, семнадцать[1], это если полезные, без паразитов, а что?»
«Ты их отличить можешь? А паразитов опознать? И как долго нужно возиться?»
«Зачем возиться? Там почти сразу понятно, куча признаков, начиная с того, что именно производится и из какого сырья».
«Вот и для них, придворных и лейб-гвардейцев, все эти выпушки с оторочками так же считываются на счёт раз, по косвенным признакам и прочим приметам».
«Ну ты, дед, и сравнил! У нас это на самом деле важно, для правильной организации работ, а цвет шнурка на что практически влияет? На дальность прямого выстрела или на скорость лошади?»
«Понятия не имею. Но точно так же и для них: дрожжи и есть дрожжи, что там мудрить, бросил в брагу и пусть бродят».
Оставшиеся полтора часа — завтрак со всеми этими бальными танцами слуг с посудой очень уж затянулся — я посвятил работе с документом: где-то уточнить формулировки, закладки поставить — жаль, нет цветных, пользоваться которыми меня дед научил, удобно очень. Ну, и свои каракули с полей, обратных сторон листов и моего блокнота переписать пусть кратко и тезисно, но в более-менее приличный вид привести.
Курьер постучал в дверь ровно в десять пятнадцать, точно в тот момент, когда минутная стрелка напольных часов перескочила на цифру три. Окинув меня внимательным взглядом, курьер счёт его приемлемым, во всяком случае, недовольства не высказал, ни словом, ни взглядом. Чуть кивнул одобрительно, увидев модные в этом сезоне миниатюрные копии наград, слегка удивившись при виде «полковничьего» ордена и всё на этом, вслух же произнёс только:
— Следуйте за мной, ваша милость.
До назначенного места мы шли чуть больше десяти минут, где по коридорам, где по анфиладам залов, дважды выходили на улицу и явились к дверям кабинета с небольшим запасом по времени — видимо, на тот случай, если бы потребовалось приводить в порядок мой внешний вид. Пришлось немного подождать в маленькой прихожей, которую дед обозвал «предбанником». И за эти минуты я начал нервничать. Чтобы успокоиться и отвлечься — начал расшифровывать знаки различия на моём сопровождающем, отчего уже он начал нервничать под моим внимательным и изучающим взглядом. Но довести дело до конца я не успел: время вышло, и сопровождающий постучал в дверь кабинета, доложив о моём прибытии.
Кабинет, оправдывая название, был отделан панелями из ясеня, и мебель в нём тоже стояла в основном ясеневая. Но разглядывать обстановку было некогда и вообще неуместно, так что перевёл внимание на присутствующих. Кроме самого Императора здесь был его, видимо, секретарь и, если я правильно рассмотрел знаки различия — генерал-майор от артиллерии.
— Доброго утра, Ваше Величество! — Поздоровался я, по имеющейся привилегии опуская слово «Императорское» в титуловании. — Барон Рысюхин по вашему распоряжению прибыл!
— Проходите, Юрий Викентьевич, присаживайтесь. С отчётом ознакомились? Есть какие-то мысли или выводы по этому поводу? И, да, можно просто «Государь», чтобы не тратить время зря.
— Благодарю. Тогда, если можно, называйте меня просто по имени — не дорос я ещё, чтобы вы, Государь, меня по имени-отчеству титуловали.
Пока говорил эту фразу — разместил свои бумаги перед собой на столе.
— Что до отчёта — впечатления двоякие. Во-первых, он выглядит неоконченным или неполным, словно из него изъяли где-то треть, включая всю концовку: есть вопросы или выявленные недостатки, истинные либо мнимые, но нет никаких намёков на предложения по их исправлению, к некоторым замечаниям нет никакой… Скажем так, мотивационной части: чем они вызваны, почему возникли, не говоря уж о том — как надо. Но при этом есть глубокая проработка некоторых вопросов, на которые сам не обращал достаточного внимания либо не мог правильно оценить. То есть, работа проделана большая, но словно не окончена и не приведена к общему знаменателю — разные её части явно писали разные люди с очень разным уровнем понимания выполняемой работы.