Короче говоря, весь декабрь я вообще не выходил с изнанки своей Академии, кроме поездок на службу. Там, помимо прочего, получил предложение от Пескарского поучаствовать в научной работе — он решил развернуть в диссертационное исследование методик определения идентичности происхождения двух разных проб.
— Сергей Михайлович! Но я же имею отношение только к одному методу, и тот — принципиально невоспроизводим! Да и исследовать в нём нечего, как я помогу⁈
— А вы будете работать эталоном, с которым будем сравнивать все остальные способы. То есть с вас — анализ всех образцов, чтобы потом определить, какой из альтернативных методов более точен.
— Ну, если так…
За это заведующий лаборатории грозился вписать меня соавтором, не желая слушать моих возражений:
— Дядя Юра, я за работу-то взялся только после вашего перечисления вариантов решения задачи! Так что без вас — работы бы не было, потому что тему бы для неё не придумал.
Дед тоже поддержал идею, мол, хоть мне работу после выпуска искать не нужно, но в любом случае в резюме две научных работы за время учёбы в академии намного лучше, чем одна.
«Какие две, ты о чём⁈»
«Математический журнал забыл уже?»
«Забыл. Полностью причём!»
«Эх, ты! Другой бы в рамочку на стену повесил, и статью, и обложку!»
Так или иначе, но зачётную сессию я сдал, точнее — обе сессии, и на факультативе было намного труднее, поскольку один из зачётов был аналогом экзамена по специальности, только «всего лишь» сто двадцать шесть вопросов в шестидесяти трёх билетах, плюс задача в каждом из них. Я на этом зачёте два с половиной килограмма веса потерял, в буквальном смысле слова! Причём последний килограмм, когда меня чуть не за уши тащили на «отлично», тогда как я уже и на «хоря» был согласен, но меня об этом даже не спросили! Да, всё правильно — зачёт на оценку, в отличие от первого из двух.
Двадцать четвёртого декабря я приехал в Дубовый Лог на новогодние каникулы. По дороге снова заехал в то самое кафе в Березино. Это был уже не первый мой визит после попытки ареста тёщи, но работники и особенно работницы всё ещё смущались и извинялись, я же в ответ благодарил за бдительность, мол, лучше три ложные тревоги, чем один угон. И лучше пятьдесят ложных вызовов, чем одно удачно похищение ребёнка из-за того, что никто не рискнул позвонить. С учётом погоды и заносов на дорогах, которые даже моему «шустрому жабу» не позволяли проявить свои скоростные качества, выехав из общежития в десять утра, до имения добрался только после половины пятого вечера, с желанием отоспаться, отдохнуть и от души потискать всех своих родных. Но с порога был встречен поломавшим все планы радостным криком:
— Рома сказал «мама»!
Меня, едва дождавшись, пока переоденусь с дороги и умоюсь, потащили слушать. Честно сказать, там было скорее «ма-ма-ма» и «ма-ма-ма-ма», причём и звук «эм» там тоже был не сказать, чтобы чётким и однозначным. В общем, до нормального осознанного «мама» там было ещё далеко, по словам деда — месяца три, но спорить я не стал, послушно восхищаясь. Тем более, что мне было не трудно — Ромка меня явно узнал и заулыбался, хоть я и боялся, что не узнает после того, как месяц не виделись. Сынулик мой зубастый! Кстати, мне кажется, или там рядом второй зубик наклёвывается?
Рассматривание малыша, споры по поводу «зуб или нет» и радость, когда оказалось, что зуб заняли весь оставшийся день.
Двадцать пятого меня повели хвастаться пристройками к дому, что по площади, пожалуй, превышали основное здание. Правая представляла собой долгожданный жёнами бальный зал. Поскольку эта сторона дома нависала над склоном холма, под ней получился высокий цоколь. В нём, в развитие моей идеи о гараже, сделали нечто большее: тут тебе и площадка для высадки гостей в плохую погоду, и место для трёх «гостевых» экипажей, и свой гараж с верстаком и инструментальным ящиком, и дверь для загрузки кухонных и не только припасов с кладовками за ней. Одних лестниц три штуки: парадная гостевая, своя из чуланчика возле гаража, позволявшая пройти от кабинета до автомобиля хоть в тапочках, не выходя на улицу и никому не попадаясь на глаза, и хозяйственная — от подвальных кладовок в бывшую кладовку около кухни, которую упразднили, точнее, перенесли вниз. Короче говоря, нарыли в холме много, заметно выйдя за границы пристройки.
В наземном этаже был сам бальный зал, он же — зал для приёмов, и все ранее оговорённые подсобные помещения. Более того, поскольку потолок в зале был, как положено, очень высоким, а в прочих помещениях — обычным, то над ними расположились восемь комнат для слуг и три кладовки — для уборочного инвентаря, для штор, занавесок, скатертей и прочего текстиля, нужного для преобразования, например, танцевального зала в банкетный, а третья — скорее бытовка с двумя гладильными столами, какими-то стеллажами и пёс знает, с чем ещё. Главное, что жёны были счастливы — в этом году получится устроить нормальный приём, а котором принять всех соседей сразу, а не возится целую неделю с визитами.