На сей раз я приехал в Буйничи в воскресенье, четвёртого апреля, и заночевал в общежитии — ничего, не облез и не заболел даже, тем более, что служительницы из ведомства Надежды Петровны приготовили комнату к моему приезду ничуть не хуже горничных, и даже ужин горячий принесли. И всё это за совершенно небольшую по моим нынешним меркам доплату. Зато работу на проверку отдал в понедельник утром, а к обеду уже получил вроде как проверенную. Ещё успел заехать на службу к Мурлыкину, первый день работающему на новой должности, поздравить его с уже точно состоявшимся повышением и передать для намеченного на вечер застолья бочонок акавиты на два с половиной десятка литров и десятилитровый бочонок «Рысюхи златоглазой». Подчинённые тестя охотно помогли занести гостинцы в расположение, и только что не облизывались. А меня ждала ночёвка дома и поездка в Викентьевку, там возникли какие-то вопросы с возобновлением работы карьера. Точнее, работа началась, всё решили, но опять требовалась моя личная подпись. Ничего, Сребренников грозит к августу закончить оформление бумаг на разделение дел семьи и семейного дела (уж простите за сомнительный каламбур), так что случаев, когда нужно сделать крюк в сотню-полторы километров ради того, чтоб поставить пару закорючек ан бумагах станет намного меньше.
Эх, когда уже вернусь в кабину дельталёта? Нет, конечно, можно было бы попробовать и сейчас, но полоса в имении так твёрдым покрытием и не обзавелась, да и укатана была очень уж символически. Так что — или ждать, пока просохнет, или затевать строительство, по срокам так на так выходит.
Но в следующий раз опять пришлось добираться по суше, на сей раз — на фургоне, потому что с Машей, Ромкой и нянькой с детьми. Оставалась всего четыре дня до дня рождения Мурлыкина, ожидающего в мае новые погоны, приказ на которые уже был подписан в столице, но ещё не доехал до Могилёва. И эту неделю я решил провести в городе, готовясь к походу в гости и изображая бурную деятельность по исправлению дипломного проекта. Проект принёс куратору во вторник, двадцатого, и уже вечером мне его дали с разрешением нести в переплётную мастерскую, мол, замечаний у него больше нет, а в обед двадцать первого я сдал всё это хозяйство в рабочую комиссию по приёмке проектов. Причём был из всей группы первым, как ни странно.
Жили мы эти четыре дня у себя в доме, я и работал, и ночевал в кабинете, благо, диван там поставили новый, которые раскладывался в полноценную кровать, а прежний — язык не поворачивается назвать его старым — отдал в полицейский участок, тот самый, на основе которого местная служба извоза по вызову работала. А то у них там стоял такой жуткий топчан… А, главное, изношенный как бы не сильнее, чем перевозка для заключённых в Смолевичах. Маша с Ромкой заняли бывшую супружескую спальню, нянька — гостевую. А тёща просто приходила ежедневно, посидеть с внуком.
Подарили мы Василию Васильевичу то, что давно хотели, а сейчас вот рискнули: кабинетный столик для телефона и письменного прибора, стилизованный под когтеточку. Точнее, его ножка таковой и являлась, будучи обёрнута шнуром из конопли. А к нему — подушку в виде большого пузатого кота с генеральскими погонами. Подарили — и поняли, что зря. Зря так долго тянули и сомневались — тесть хохотал в голос добрых минут десять и заявил, что обязательно поставит в своём рабочем кабинете столик, а кота будет сажать на стол в своё отсутствие, чтобы принимал посетителей. Да и в целом — хорошо посидели, даже тёща, наконец, успокоилась. Во всяком случае, поползновений пригласить Машу пожить у неё денёк-другой не делала.
Ну, а потом было самое скучное дело — ждать дня защиты. Ждать сидя на месте я, понятное дело, не стал — отвёз своих обратно в имение, готовиться к поездке в столицу, а сам за день до назначенной защиты вернулся в Могилёв на своём дельталёте, открыв тем самым очередной лётный сезон. Нет, всё же нравится мне добираться из имения в Могилёв за полтора часа, а не за пять или даже семь, как на моих авто!
Глава 14