— Да, можно. Это синтетический тест, намного более грубый и ограниченно полезный. Поскольку в таких смесях вещества в чистом виде, и количество компонентов ограничено — иначе ни о какой эталонности говорить не придётся, пойдут реакции и состав станет неизвестным. А тут у нас — реальные образцы из реальных дел. Потому и работа — научно–практическая, а без тебя никакой практики бы не было.
В общем, уговорил он меня на полноценное соавторство, будет нас на обложке четверо — ещё и дядя Гена, который притащенные Светой методики отрабатывал, сперва на синтетических лабораторных тестах, а потом, если они показывали хоть сколько–то приемлемый результат — на реальных образцах. Мне, кстати, эталонных данных пришлось выдать по двенадцати уликам, помимо того, что делалось раньше. А тесть добыл в архиве и принёс тот самый первый анализ, который я делал для него и Подпёска ещё в минском госпитале, в духе — вот с чего всё начиналось. И сказал ещё, что лет через пятьдесят сей документ у знающих людей и коллекционеров хороших денег стоить будет, не говоря уж — через сотню. Шутит, наверное. В смысле — наверняка.
За всю неделю меня никто вернуть на службу так и не попытался, к некоторому даже разочарованию тестя, поскольку в этом случае, по его словам, возможность пройти по цепочке была бы просто подарком. Но — судьба на таковые не расщедрилась. Так что через неделю с малюсеньким хвостиком, а именно — в следующую среду, собрались в том же месте той же компанией, завершить бумажные дела и поделиться находками.
К сожалению, ничего внятного выяснить не удалось, в том числе и от того, что полномочия тестя за границами губернии резко сжимались. Вот работников военной кафедры в бывшей моей академии он пропесочил с некоторым даже удовольствием и повышенной тщательностью. И повод был железобетонный, следователи пришли с вопросом: «а с какой целью вы собирались помешать несению службы нашего сотрудника?» и тем самым сразу поставили работников организации в ситуацию, когда они должны были доказывать, что дураки. И разгильдяи.
И, да — моя замечательная поездка в Курск была вызвана именно разгильдяйством: канцелярия отработала по шаблону, как со всеми студентами, имея в виду, что всем остальным, включая аттестацию и доставку к месту практики, займутся кураторы «как обычно». Свою часть работы сделали, а как оно дальше — их не касалось, и вроде как не прикопаешься. А кураторы под своё руководство не взяли, зная, что проходить практику буду не со всеми. Вина полностью на руководстве, которое не отследило «стыковку», но в худшем случае тянет на небрежность, если очень-очень постараться — халатность, что грозит штрафом в размере месячной премии. Задержка с возвращением — вообще не кафедры вина, тут даже вопросов нет: они всё оформили правильно и к появлению второго пакета документов отношения не имеют.
А вот с формулировкой насчёт отзыва… Здесь сразу стало понятно, что будет интересно, поскольку секретарь начал бегать глазками. И когда вопрос переадресовали нашему штабсу расслабился только отчасти. Оказалось — «была просьба», переданная от имени штаба дивизиона, обеспечить возможность моего прибытия в часть к окончанию войсковых испытаний, для участия в составлении и подписании итогового учёта. И эти двое решили выполнить просьбу самым простым, на их взгляд, способом: просто не увольнять меня до конца. И сейчас пребывали в состоянии тихой паники: удостоверением я, как и просили, не размахивал, мои отношения к Корпусу проводили по линии «иногда что-то там помогает тестю», а тут вдруг — кадровый сотрудник! Офицерская должность! И непонятное Седьмое отделение… Чем занимались первые пять публика более-менее представляла, Первое и Второе были даже овеяны неким романтическим флёром, Пятое — на слуху у всех, а вот те «номера», что больше пяти… Тут «ширнармассы[1]» (дедово словечко, жуткое, но прилипчивое) информацией не владели вообще, даже об общем количестве отделений, а уж чем они занимаются — здесь и вовсе всё было окутано зловещим туманом тайны. Так что шокированные новостями сотрудники кафедры никаких препон не чинили.
Вроде всё понятно, и нарушение хоть и наличествует, но тоже на что-то серьёзное не тянет. Но тестя что-то торкнуло — послать даже не запрос, который по общей неприязни между службами могут «случайно потерять» или как минимум мурыжить до самого последнего часа допустимого срока, а следователя. Ему там, на полигоне, сильно удивились, а ещё сильнее — вопросу о том, зачем я им сдался. Оказывается, такого запроса в академию они не посылали! Но в академию он пришёл на армейском бланке, после предъявления которого понятнее не стало: не совпадала не только подпись командира дивизиона, но и проставленные там инициалы, да и печать — не та. Выяснить, где родилась эта бумага не представлялось возможным, если не обращаться в вышестоящие инстанции. Можно предположить, что источник там же, откуда появился второй комплект документов об откомандировании в часть, но только предположить.