Выбрать главу

— Да что мы всё обо мне да обо мне. Как ваша поездка, удалась ли?

Я решил не тянуть интригу, а сразу передал протокольную фотографию, сделанную вскоре после награждения, уже с новыми погонами и орденом.

Сказать, что сосед был сильно удивлён моим новым видом, даже с учётом «неправильного» мундира — это сильно преуменьшить его реакцию. Он просто «завис», как выражается дед, на время, которого мне хватило, чтобы выпить чашечку кофе. Свой напиток Андрей Андреевич после напоминания просто сглотнул одним махом, словно водку из стопки, и едва удержался от того, чтобы печеньем занюхать.

— Я правильно рассмотрел — это гвардейский эполет? И новый орден — это «Заслуги»?

Пришлось вдобавок к фотографии предъявлять оформленную в рамочку (пойдёт в музей семьи) выдержку из Императорского указа.

— Гвардии капитан — это седьмой класс, как у армейского подполковника. Вам, простите, сколько сейчас? Двадцать два? Если взять нормальную выслугу… Ну, генералы в тридцать лет иногда встречаются, да. Правда, всё больше или на войне, или из княжеских родов, ага.

— Помилуйте, Андрей Андреевич! Какая ещё выслуга⁈ Я же не на действительной службе, чтобы она начислялась!

— Вы же прошение на то, чтобы содержание дружины и командование ею засчитали в обязательную службу подавали?

— Да, было дело. Уже и одобрение получил.

— Вооот… А поскольку охрана портала на изнанку приравнивается к службе пограничной, то ваше пребывание в запасе на время нахождения по месту службы меняется на службу в резерве, а там выслуга идёт, пусть и медленнее. Так, дайте прикину. В седьмом классном чине выслуга до шестого класса — четыре года, ещё четыре до пятого, но в гвардии всех майоров отменили, следующее звание — гвардии полковник, это пятый класс[1], но звание–то следующее, потому не две выслуги по четыре, а шесть. В резерве это восемь-девять лет выслуги надо. Это без учёта наград и привилегий. Можно ещё раз Указ посмотреть? Ага, сначала — звание, потом — орден, уже гвардии капитану, то есть, год к нормальной выслуге. Да, есть шанс к тридцати годам выслужить чин, равнозначный прежнему бригадирскому в пехоте, а это когда-то был уже генерал.

Получается, тесть не особо и шутил, когда говорил, что я его могу догнать по чину к моменту, когда Ромка в школу пойдёт⁈ А сосед не просто табель наизусть знает, но и все выслуги, и поправочные коэффициенты, надо же! Просчитал мою возможную карьеру быстрее и детальнее, чем я сам мог бы за несколько дней изучения документов.

— Ну, до полковника мне ещё очень далеко, да и тогда вряд ли буду самой большой лягушкой в нашем болоте!

— Не скажите. У нас в районе граф Соснович имеет звание полковника, но не гвардейского, это шестой класс. В Червеньском два подполковника, командир гарнизона и один местный, подполковник запаса. В Логойском есть полковник-артиллерист, но он не в запасе, а в отставке — службу оставил ещё когда орудия были сплошь гладкоствольные и дульнозарядные.

— Ага, как мои миномёты!

— На командование вашей дружиной он в любом случае претендовать не сможет, даже по возрасту. А больше в наших трёх районах штаб-офицеров и нет. Было ещё два майора, но они уже благополучно померли от старости, а отставной секунд-майор гвардии, что жил в Подргушье, уехал куда-то к родне.

Вот так и выяснилось внезапно, что я по воинскому званию и дате производства в чин пятый по старшинству в трёх граничащих между собой районах. Очешуеть, как дед говорит. А к тридцати годам могу вообще стать старшим по чину в округе. Пока голова не закружилась от перспектив, надо как-то перейти на более приземлённые материи. Например:

— Как вы считаете, Андрей Андреевич, если устроить небольшой приём по поводу нового звания здесь, в имении, соседи не сочтут за попытку похвастаться? Не покажусь ли я выскочкой? Простите, что втягиваю вас в свои проблемы, но если вы, как старший и намного более опытный человек и добрый сосед сочтёте для себя возможным дать пару советов…

— Сочту, ещё как сочту! Советы у нас давать все любят, и я в том числе!

Было видно, что признание его старшинства, невзирая на чины, порадовало соседа и польстило ему. Ну, заодно и я укреплю образ скромного молодого человека. И, если верить барону Шипунову, такой приём будет не только допустим и уместен, но и вообще окажется отличной идеей! Особенно если дать приглашённым хотя бы две-три недели на подготовку.

Оставив гостя на попечение жён — обсуждать первые прикидки о дате и формате будущего приёма, сходил и переоделся в парадный мундир, чтобы ехать представляться в Дворянское собрание и в приёмную графа Сосновича. Да и в Минск, пожалуй, съезжу, чтоб два раза мундир не надевать. Увидев меня в парадном мундире, барон Шипунов только вздохнул с оттенком зависти:

— Уже и мундир построить успели?

— Нет, это подарок от командования.

На всякий случай не стал говорить, от кого именно, мало ли, и так у человека впечатлений море, аж распирает бедного. Посоветовав моим жёнам проконсультироваться лучше с его женой и невесткой, мол, они в приёмах лучше разбираются, Андрей Андреевич спешно откланялся. До Шипуново я ехал не торопясь за коляской соседа, выказывая уважение, а уже потом придавил педальку. Нет, всё же «Жабыч» намного шустрее фургона, хоть по сравнению с тем же лимузином Сосновича тот ещё сундук.

В Смолевичах фурор вышел тот ещё, что в Дворянском собрании, что в канцелярии графа. Чувствую, телефоны сегодня раскалятся, а кафе и ресторации сделают дополнительную кассу! А вот в Минске всего лишь гвардии капитан особого впечатления не произвёл — видали они карликов и покрупнее[2]. Даже пришлось немного подождать в приёмной. Правда, в отличие от моего первого приезда, когда я вступал в наследство, секретарь был куда как приветливей и любезнее, даже предложил кофе и свежую прессу. И меня эта любезность едва не погубила, как и новый мундир, оба чудом выжили, когда я чуть не подавился кофе, открыв свежий, сентябрьский номер журнала «Вокруг света». Ну, а как было не подавиться, увидев такое⁈

Оказалось, что я слишком равно радовался, что налёт журналистов на имение в день передачи пожарным дельталёта обошёлся «малой кровью». И что дед снова прав — ни одно доброе дело не останется безнаказанным! Тот самый журналист, который внимательно слушал Ульяну в семейном музее и который уехал в сторону Червеня оказался корреспондентом этого уважаемого журнала, точнее сказать — и его корреспондентом тоже. И подготовил материал аж на восемь страниц! Который в августовский номер войти просто не успел. И из этих восьми только две страницы посвящались событию, ещё одну в сумме составили фотографии с него, а пять оставшихся оказались заняты мной и немножко моей дружиной! Этот энтузиаст не поленился даже съездить в Чернову и снять «то самое поле» и нарисовать схему боя против волны. Хорошо хоть фотографий или зарисовок мин и миномётов не сделал, приняв ссылку на секретность, а то уничтожил бы всю операцию по дезинформации вероятного противника. Но и без того там хватало моментов, которые заставляли хвататься за голову! Нет, ничего такого, за что можно было бы выставить претензии и не соврал напрямую тоже ни в чём, но акценты!

Я настолько погрузился в изучение статьи и обдумывание возможных последствий, что чуть было не пропустил приглашение в кабинет. Секретарь даже спросил немного удивлённо:

— Неужели настолько интересный номер⁈

— Вы даже не представляете, насколько — во всяком случае, для меня! — Абсолютно честно ответил я. — Не подскажете, где можно приобрести несколько экземпляров?

Секретарь удивился ещё немножко сильнее, но адрес книжного, где продаются в том числе и журналы, подсказал, а к моменту выхода из кабинета даже схему проезда нарисовал.

В магазине нашлось пять экземпляров журнала, и я выкупил их все. Конечно, таким образом распространение нежелательной информации не остановишь, да и не в этом цель, думаю, все разойдутся с пользой для дела, и как бы даже маловато не оказалось. Ещё пока был в Минске — зашёл в банк с чеком от Имперской Канцелярии и зачислил денежную премию на семейный счёт. Величина суммы вызвала весьма умеренный ажиотаж, хоть подлинность чека и проверяли минут пять, но на этом и всё. Я же порадовался, что не пошёл в банк в Смолевичах, там бы это был «шок и трепет». И повод для обсуждений со слухами, которые запросто могли бы раздуть сумму хоть до миллиона.