— Стерильный, — говорит. — Никаких микробов.
Нюрка только носом шмыгнула. Говорили ей, что микробы — это козявки такие, от которых болезни прикидываются. Что ж она слепая, что ль? Будто она козявок бы этих не увидела!
Малыш насосался и уснул на Нюркиной кровати. Тогда Клеопатра Христофоровна опомнилась и напустилась на Нюрку:
— Ты зачем его принесла? Что мы с ним делать будем?
— А как же? — удивилась Нюрка. — Он же брошенный.
И девчонки тоже:
— Он же умер бы, Клеопатра Христофоровна. Он же в бурьяне валялся.
— Ну, умер бы, конечно, — согласилась кастелянша. — А теперь куда? А заведующий что скажет? У нас же нет няни. У нас школьный детдом.
И совсем было Клеопатра Христофоровна хотела ребенка брать и нести к Петру Петровичу, к заведующему. А девчонки прямо взбеленились: Клеопатру Христофоровну оттолкнули, кровать загородили.
— Не отдадим! — кричат. — Не вы его находили!
Кастелянша в драку, конечно, не полезла. Она только пальцем постучала, сначала по Нюркиному лбу, а потом по деревянному топчану: «Бревно, мол. Глупая». И ушла. И Клавка за ней следом.
— Все равно Петру Петровичу доложу. Безобразие!
Клавка из девчонок самая старшая. Она уже девятый окончила и в этом году ее должны на работу устроить.
Клавка ушла, а девчонки стали думать, как маленького уберечь. Звонок придумала:
— Девочки! Девочки, а если в сарай его, а? Кролики ж у мальчишек живут в сарае и ничего.
И правильно, решили все, сейчас лето. К зиме что-нибудь придумать можно. И мальчишки к Петру Петровичу не пойдут, не выдадут.
Но вернулась Клавка и сообщила:
— Ша, девчонки! Без анархии. Соломон пообещал на совете вопрос поставить.
Был у древних евреев такой царь, Соломон. Из всех царей самый умный. А мальчишки Соломоном заведующего, Петра Петровича, прозвали. И не зря. Как сморозит кто-нибудь глупость, Петр Петрович пожует-пожует губами и скажет:
— Эх ты, Соломон, Соломон!
Да так скажет, что уж лучше б дураком назвал!
Или приведут проказника. Выслушает Петр Петрович, вздохнет и тоже Соломоном назовет. И звучит это примерно так: «Как же это ты, умная твоя голова, до таких дел додумался?»
Это же слово у Петра Петровича и высшей похвалой служит.
— Соломон, брат, ты! Соломон! — скажет и по плечу похлопает.
Петр Петрович нескладный: длинный, худущий. Ходит он широченными шагами и горбится, должно боится маковку об дверной косяк зашибить. Лицо у него тоже длинное. И брови лохматые — под ними и глаз не видно.
Вечером, после ужина, Клавка сказала:
— Девчонки! Марш в канцелярию! Совет будет!
Выше совета в детдоме никого нет. Он и хозяйственные дела решает, он и наказывает. В совете трое старших мальчишек и две девчонки. Из взрослых — только Соломон и дядя Шпон, воспитатель. Председателем у них не Петр Петрович, а Костя Востриков. Он тоже девятый окончил и скоро в Москву уезжает, на инженера учиться.
Совет каждую неделю в канцелярии собирается. Девчонки туда ходят, а Нюрка нет — новенькая, боязно. И некогда ей было — ревела. А сегодня пошла. Мальчонку на Шуру оставила, а сама пошла. Строго так Шурке приказала:
— Ты мне, Звонок, смотри! Поняла? Если что — я тебе глаза выцарапаю!
Шура только плечами передернула: скажи, какая! То рюма рюмой, а то — «глаза выцарапаю».
В канцелярии полным-полно. И на подоконниках сидят, и на столах, и прямо на полу. Только и места свободного, что в уголке, за стулом Петра Петровича. Нюрка — между ногами, между ногами, под стул и заняла уголок. Отсюда, из-за Соломонова плеча, хорошо все видно. Костя за письменным столом заведующего сидит, строгий, подтянутый. Пошептался о чем-то с Клавкой и Соломону:
— Ваше слово, Петр Петрович.
— Нет, я послушаю, — прогудел заведующий.
— Разрешите!
Это Вадим Карпович, воспитатель, дядя Бук: маленький, кругленький, волосы прилизанные, а брюшко серым пиджаком обтянуто. Бук — это когда альчик кверху животиком ляжет — самое дешевое положение, проигрыш. Вредный он, дядя Бук. Так и шныряет маленькими глазками, так и шныряет. Так и норовит кого-нибудь за ухо схватить и к заведующему.
Вот и сейчас:
— Не понимаю, — говорит, — зачем вы, Петр Петрович, дискуссию допустили. Ребенок грудной, а детский дом для детей школьного возраста. Это же антипедагогично.
Слово «антипедагогично» Нюрка поняла, как ругательство. Она даже языком щелкнула: скажи, какие заковыристые ругачки бывают!
— И потом… — дядя Бук помялся немножко. — Девицы у нас великовозрастные есть, с прошлым. Понимаете, какие разговоры пойдут?