А лихой конь мчался во весь опор. Среди деревьев показался просвет. Ещё несколько мгновений, и чаща осталась позади. Тут только Вадим пришёл в себя.
Юноша огляделся вокруг. Позади шумел и покачивал своими зелёными макушками дремучий лес, а впереди, совсем близко, расстилалась гладь великого озера славянского - Ильменя.
Почувствовав свободу, конь понёс старейшинского сына в сторону, совсем противоположную той, с которой въехал в лес Вадим, отыскивая логовище болгарского кудесника.
Ильмень был довольно спокоен. Изредка всплёскивались на его всё-таки покрытой рябью поверхности зелёные гребешки, но он показался Вадиму таким необъятно великим, что юноша невольно пришёл в отчаяние.
Действительно, положение его стало тяжёлым. Нечего было и думать вернуться обратно в лес, потеряна была тропа, да и сторона эта совсем незнакома старейшинскому сыну.
Он рисковал заблудиться, если бы решил отыскивать дорогу обратно через лес. Ехать вдоль озера со стороны Новгорода было неудобно - мешали деревья, подступавшие к самой воде. Оставалось одно: объезжать Ильмень с противоположной стороны, то есть воспользоваться путём долгим, но достаточно лёгким.
А между тем Вадим чувствовал, что силы его были на исходе. Голова страшно кружилась, в висках стучало, он едва держался на ногах.
"Что же, погибать, что ли?" - промелькнула страшная мысль, и Вадим тут же почувствовал, что его всего как бы холодом обдало.
Мысли путались в голове юноши, как будто какой-то туман окутывал его. Вдруг что-то как бы ударило его в темя; Вадим почувствовал, что ему не хватает дыхания, он покачнулся и тяжело рухнул с коня на расстилавшийся у его ног зелёный ковёр травы.
Солнце яркими живительными лучами светило с безоблачного неба…
Когда Вадим несколько пришёл в себя, он смутно расслышал совсем близко шум голосов. Много людей говорило разом. Слышались смех, брань, бряцанье железа, лай псов. Порой среди этого хаоса звуков вдруг прорывалась звонкая весёлая песня.
"Где я? Что со мной?" - подумал Вадим и попробовал открыть глаза. Но веки его были необыкновенно тяжелы, а во всем теле чувствовалась гнетущая вялость.
- Лежи, лежи уж, - послышался над ним грубый мужской голос, отлежишься, сам встанешь.
- Да не голоден ли он? - раздался другой голос.
- А вот встанет, тогда и накормим.
Вадим сделал над собой усилие и открыл глаза;
- Пить, - простонал он чуть слышно. Несколько рук тотчас потянулись к нему с ковшами, полными холодной чистой воды.
- Где я? - прошептал Вадим, утолив жажду и приподнимаясь на локтях.
С удивлением огляделся он вокруг. Впереди, как и перед тем, когда он потерял сознание, расстилалась неоглядная ширь Ильменя. Только вокруг него теперь суетились и копошились люди. Все они были молоды, крепки, сильны. Одежды их были в лохмотьях, лица загорелые, зато каждый имел оружие, какое и в Новгороде являлось редкостью: тяжёлые секиры, мечи, луки с полными стрел колчанами виднелись у всех. Очевидно, это оружие было не новгородское, а выменянное у заезжих норманнов.
Вадим заметил, что находится он на отлогом берегу неширокой, но быстрой речки. На песке разложены были рыболовные снасти, далее у шалашей дымились костры, на которых что-то варилось в огромных, самодельной работы посудинах.
"Да где же это я? Неужели на Варяжке?" - уже про себя подумал Вадим и тут же убедился, что он находится именно среди тех, кого глубоко ненавидел и презирал, - среди славянских варягов.
Он вспомнил, что упал с коня где-то там, у дубравы, и понял, что истома, волнение, усталость, перенесённый в избушке Мала ужас так повлияли на него, что он вторично за это утро потерял сознание.
Теперь снова непонятный страх овладел Вадимом.
Он действительно находился на Варяжке.
Юноше было известно, что здесь очень и очень недолюбливали его род.
- А мы думали было, что ты и не отдышишься, - громко смеясь неизвестно чему, проговорил рослый варяг, принимая из рук Вадима ковш. Пласт пластом лежал ты…
- Кабы остался там, так на самом деле бы не отдышался, - подтвердил другой, - благодари Перуна, что мы отдохнуть задумали вон там, на бережку.
Говоривший указал в ту сторону, где чернел дремучий лес, в глубине которого жил болгарский кудесник.
- Ты как попал-то туда? Не из здешних ведь сам! Поди, к нашему Малу колдовать ездил? - посыпались со всех сторон вопросы.
- Нет, так просто, в лесу заблудился, - неизвестно для чего скрыл истинную причину своего появления здесь Вадим.
- А то много новгородских к Малу ездят! А ты также из Нова-города?
- Нет! Не новгородский я!
- Так из какого же рода?
Эти расспросы были Вадиму очень неприятны, но на этот раз он не счёл нужным скрывать и ответил прямо:
- Из Володиславова!
И тотчас же раскаялся в своей откровенности. Лишь только он назвал свой род, как среди окружавших его молодцов послышались далеко не дружелюбные выкрики.
- Из Володиславова? - покачал головой говоривший С Вадимом варяг, Не любят нас в этом роду! Сильно не любят! Что только мы им такое сделали? Своих не трогаем, а так бы нас, кажется, со света и сжили ваши…
- Не знаю я… Я ничего, - пролепетал не на шутку перепугавшийся Вадим, - мне вы не мешаете…
- А уж кабы знали мы, что он из Володиславовых, так и подбирать бы не стали, - довольно громко сказали двое молодцов, в которых Вадим по этому признал принёсших его на Варяжку рыболовов.
- Мы вот здесь живём мирно, - продолжал первый варяг, - ловим рыбу, зверя бьём, а что мы ушли из родов наших, так до этого никому дела нет… Мы все сами по себе… Здесь поживём, соберётся ватага, и уйдём мы за Нево, к северным людям, вот у вас и спокойно будет…
- Добрые люди, окажите мне милость, - перебил говорившего Вадим, - не держите меня здесь, перевезите меня через Ильмень к родичам!
- Нет, и не проси об этом! - послышались голоса. - Вон какие тучи над Ильменем собираются, гроза будет…
Вадим в изнеможении снова опустился на землю. Он ушёл тайком и предчувствовал, какой переполох может произвести в доме отца его исчезновение.
Старейшинский сын в эту минуту забыл и о мрачном предсказании Мала, и о собственной слабости.
- Как, неужели же никого не найдется среди вас, кто бы перевёз меня? - с отчаянием в голосе воскликнул он, оглядывая мрачные лица варягов, окружавших его плотной стеной.
- Если тебе угодно, княжич, так я могу услужить тебе, - раздался вдруг звучный, голос.
Говоривший был статный юноша. Все отличительные черты славянского племени ясно в нём выразились. Густые русые волосы рассыпались по богатырским плечам. Смуглое от загара лицо с голубыми, как летнее небо, глазами, смотревшими кротко, добродушно, но вместе с тем несколько хитро, обрамляла небольшая, также русая бородка с мягкими как шёлк волосами.
Он был очень молод, но физическая мощь так и сказывалась во всей его крупной богатырской фигуре. Мускулы на его руках так и вздувались при каждом напряжении, а через весь лоб проходила синяя жила, ясно видная даже под загаром.
Одет он был неряшливо: прямо на рубаху накинута шкура козы, ноги обёрнуты тоже в кожу. Очевидно, этому юноше, как большинству наших предков, некогда было заботиться особенно о своей внешности. Главной красотой его были здоровье, мощь, лёгкость, а до всего остального ему не было вовсе никакого дела. Казалось даже, что и мылся-то он ещё всего один раз в жизни[13].
- Избор! - воскликнул чуть не с ужасом Вадим.
- Да, я, княжич, неужели ты боишься мне довериться?
- Нет, нет, я готов идти с тобой! - теперь уже с радостью воскликнул Вадим. - Пойдём… Я вполне готов в путь…
- Ведь это сын Володислава! - угрожающим тоном произнёс один из варягов. - Оставь его, Избор, не стоит он того, чтобы ты ради него не щадил своей жизни. Гляди, какие тучи на небе…
- Ничего, я знаю Ильмень! - возразил ему Избор. - Я не боюсь грозы!..
13
Есть указания, что славяне омывали своё тело только три раза в жизни: при рождении, в день свадьбы и после смерти.