А вот другой конунг... Другой конунг вполне бы мог заключать с Карлом мир, несмотря на последний поход данов! Ибо новый правитель становится как бы чист от преступлений предшественника – даже если сам был участником его злодеяний...
В последние дни всё смешалось в сердце и голове Харальда: страх за Раду – и клятва, давящая на чувство долга. Стойкая неприязнь, со временем (и вследствие понесенных хирдом потерь!) переросшая в настоящую ненависть к Гудфреду... И желание защитить как и семью, так и эмпорий.
Наконец и собственное честолюбие. Ведь в конце-то концов, если конунг умрёт, то братья Скьльдунги и сами могут побороться за титул конунга для Ануло!
И в конечном итоге Харальд решился... Решился найти Хродгейра тотчас по возвращению в родные земли – и пообещать ему не только серебро, но и защиту от преследования в случае убийства Гудфреда!
И да, обиженный, оскорбленный и затравленный своим же конунгом "Жадный" нисколько не колебался над этим предложение. Нет, Харальду потребовалось лишь совершенно незначительное усилие, чтобы подтолкнуть Хродгейра к мести...
Глава 12.
Лето 810 года от Рождества Христова. Остров Зеландия, Хлейдр. Двор конунга Гудфреда.
…-За нашего славного конунга! За Гудфреда, сокрушителя фризов и франков!
- Сколь!
Хродгейр поднял глубокую кружку полную свежего, пахнущего живым хмелем пива – и прямо, твердо посмотрел в глазу Эйрику Толстокожему, стоящему напротив. Сделав же глубокий глоток, Жадный ободряюще улыбнулся хольду, сохраняющему ледяное спокойствие – после чего тяжело опустился на лавку.
Забавно… Впервые на пиру конунга Хродгейру приходится держать взгляд – немалым, к слову, волевым усилием! «Сколь» – это и предатель, и одновременно тост. Есть у данов и прочих скандинавов давняя традиция – смотреть друг другу в глаза, когда на пиру предлагается выпить за своего вождя или кого из мужей, отличившихся в походе. И если кто-то замыслил недоброе, тот отведет взгляд…
Но что самое удивительное – Хродгейру действительно хочется отвести глаза в сторону после каждой здравицы! Однако же зная о старом обычае, он вновь и вновь смотрит в глаза Эйрика – старого, верного соратника, испытанного в боях. Увы, даже Толстокожий в последнее время избегает Хродгейра, словно бы чужого на этом пиру… Ну и плевать!
Скоро, скоро уже свершиться сладкая месть – Гудфред ответит и за унижения, и за свою жадность! А сам Жадный… Хродгейр горько усмехнулся при мысли, что сам уже невольно сроднился с новым прозвищем и воспринимает его как часть себя. Но дважды плевать! Пусть он действительно Жадный – свою долю серебра он точно получит! Даже если придется взять его из рук Харальда Клака…
Только что и осталось дождаться, когда все присутствующие в Хлейдре, величественном пиршественном зале конунга, построенного задолго до рождения Гудфреда, основательно перепьются – а сам конунг позволит себе удалиться. Тогда-то и свершится сладкая месть Жадного!
Губы Хродгейра тронула легкая, теперь уже мстительная улыбка. Пусть голова его немного гудит, а тело налилось непривычной тяжестью – так, словно хольд движется под водой – но мысли о грядущей мести (и страх, конечно, страх быть пойманным в момент злодеяния или сразу после него!) держат сознание Жадного. А кроме того, перед пиром он съел целую ковригу свежего хлеба и туесок жирного коровьего масла – так что хмель теперь берет его куда слабее прочих воинов… Ну и на самом пиру Хродгейр старается приналечь на очень жирное, копченое мясо тюленя.
Конечно, поголовье морских животных, облюбовавших сей остров, давно уже прорежено данами. Но все же в прибрежных водах Зеландии попадается еще достаточно тюленей, что северяне с радостью добывают, предпочитая их коптить!
Собственно говоря, длинные столы пиршественного зала итак ломятся от еды. Здесь и мясо благородного оленя, лишь вчера добытого опытными ловчими, и печеная на огне треска, и подкопченная сельдь, так прекрасно сочетающаяся с пивом или хмельным медом… Гудфред не жалеет для своих воинов свежего овечьего сыра, такого терпкого и пахучего – а также румяного, только что из печи хлеба, чей вкус особенно ценит Хродгейр. Да и не только он один – ведь как правило, пресные и сухие ячменные лепешки успевают настолько приесться и опостылеть данам за время похода, что вкус свежего хлеба для них прочно связан с домом.