- Ваш ярл мертв! Ваш ярл мертв, выродки! Бегите, спасайте свои шкуры! Хальвдан мертв!!!
И свеи (среди которых бились и те, кто некогда штурмовал Велиград) дрогнули, подались назад под натиском данов. Они принялись судорожно искать глазами стяг ярла – но находили лишь роскошно украшенный серебряными пластинами шлем Хальвдана, что был так хорошо знаком его хирдманам и дренгам.
Вот только шлем этот ныне венчал отрубленную голову их хёвдинга, насаженную на наконечник копья...
Глава 18.
Лето 827 года от Рождества Христова. Река Трене.
…- Ты никогда не рассказывал мне, кто убил мою мать и казнил моего отца.
Рюрик обратился к неподвижно замершему у носа драккара Харальду, молчаливо смотрящему вдаль. Конунг не проронил ни слова за последние пару часов – как только поредевшие числом даны сумели спустить суда на воду и двинулись к устью Трене, впадающей в реку Эйдер.
А уже последняя ведет в Северное море…
Однако задумчивые интонации в голосе Рюрика, скрывающие не столь и тщательно утаенную обиду, заставили Харальда обернуться к молодому ярлу – и внимательно посмотреть тому в глаза. Конунг ответил не сразу – а когда заговорил, в хриплом голосе его княжичу почудилась не только смертельная усталость, но и легкое чувство вины:
- На смертном одре Рада предостерегала меня от мести. Честно? Я не знал ни Годолюба, ни Умилы. Мне было немного жаль храброго конунга Рерика, а твоя мать погибла вообще случайно – раненый стрелой Рады Хальвдан просто промахнулся с броском гафлака… И в любом случае, я согласен с твоей тетей. Ведь знай ты правду о гибели своих родителей, бросился бы в сечу очертя голову… Но в итоге ведь все случилось так, как должно было случиться, не находишь?
Рюрик промолчал, не найдя, что ответить на замечание Харальда. Дядя был прав, железно прав – знай сын Годолюба правду о Хальвдане Кровавая секира, он обязательно бы искал встречи с ним в бою… Возможно даже, повел бы своих гридмаров в отчаянную атак – подобно той, что обернулась гибелью отца и его верных дружинников… И все же затаенная, совершенно глупая и неоправданная обида затаилась в сердце княжича.
Однако он счел, что нельзя давать волю эмоциям – и, обдумав все, вновь побеспокоил Харальда, чья поредевшая в сече дружина пересела на «Восточный ветер»:
- Что будем делать дальше, дядя? Будем мстить – или ты станешь править фризами в Рустрингии, позабыв о Хедебю?
Как ни старался Рюрик, но в вопросе его прозвучал вызов – и словно даже легкая издевка. Однако Харальд ответил ему спокойно, ровным негромким голосом:
- Хедебю мой дом, а южная Ютландия – это мое королевство. Напав на меня на сей раз, Хорик начал новую войну… И пусть первый его ход был весьма успешен – ответный ход за мной. Так что это вовсе не про месть – я обязан, слышишь, обязан защитить свою землю и свой народ… По крайней мере тех, кто не предал – и на кого теперь обрушится гнев Хорика и язычников.
Княжич невольно усмехнулся:
- Как кажется, даже в твоих владениях язычников было куда больше христиан.
Но конунга не тронула усмешка Рюрика – он ответил твердо и убежденно:
- У нас было слишком мало времени, чтобы обратить данов к свету истинной веры. А потому грядущая война – это не только противостояние Скьёльдунгов и Инглингов, не только борьба за землю и подданных… Это также война между христианами и язычниками, борьба за истинную веру, что неминуемо утвердиться в Ютландии! Рано или поздно…
Последние слова Харальд произнес уже вполголоса – но молодой ярл их услышал. Впрочем, он и сам был не прочь помериться силами с Хориком и вернуть им с дядей Хедебю и южную Ютландию! А то и весь полуостров с прилегающими островами.
- Согласен, нам нужно вернуть дом. Но очевидно, число твоих сторонников-христиан не слишком велико, дядя.
Конунг только покачал головой:
- Больше не называй меня так, Рюрик.
Сын Годолюба удивленно вскинул брови – а сердце невольно екнуло. Неужели его замечания так обидели Харальда, что он готов отказаться от своего воспитанника – да практически сына?!
Но между тем, «Ворон» продолжил: