– Ютен напал на меня. Таймацу убил его, а потом… – она снова задрожала всем телом от невыносимого яркого воспоминания, – потом – себя. Я успела увидеть, как он вонзил меч себе в сердце, но уже ничему не могла помешать. Там еще был его преследователь с Островов. Я не знаю, куда он исчез. Н-не заметила. Я не поняла, что между ними произошло, и как получилось, что…
Она видела, чувствовала, что Эльбер пребывает в не меньшем отчаянии, нежели она сама, но он старался справиться с собой, понимая, что Соне сейчас гораздо хуже – она с трудом переживала утрату. То, что теперь ей было с кем разделить свою боль, заставило ее ощутить некоторое облегчение. Таймацу значил для Эльбера столь же много, как и для нее.
– Огден сказал, что может дать ему вечность… А я не согласилась, – произнесла она. – Это было бы неправильно, ведь правда?
– Конечно. Он бы полностью с тобой согласился, Бара. Ни один нормальный человек не мог бы пожелать для себя такой вечности. А нам надо выбираться отсюда, понимаешь?
– Но как? – обычно Соне не требовалось чужого совета, чтобы найти выход даже из самого отчаянного положения. Но сейчас ей было просто необходимо, чтобы кто-то другой принял ответственность на себя. Не всегда удается оставаться сильной.
Прежде чем Эльбер успел хоть что-то ответить, дверь камеры распахнулась. Охранник, который вошел туда, выглядел на редкость странно и двигался, словно во сне, или как огромная, нелепая живая кукла. За ним следовали Гэмбан и Хэйдзи. Молча поклонившись замершим в недоумении и тревоге Эльберу и Соне, они склонились над телом Таймацу.
– Что вы делаете? – спросила Соня, не желая подпускать их к своему другу – даже мертвому. – Что еще вам от него нужно?!
– Он должен вернуться на Острова, – сказал Хэйдзи. – Нам следует забрать его туда, откуда он пришел в Хайборию.
– Соня, это правда, – подтвердил Эльбер. – Островитяне считают, что быть похороненным в любом ином месте для них равносильно несмываемому позору. Нам не следует мешать этим людям. Они знают, что делают.
– Но они считали Таймацу отступником! – не сдавалась Соня. – Он для них хуже собаки!
– Нет, – возразил Хэйдзи, решившись снизойти до того, чтобы давать какие-то объяснения не человеку, к тому же женщине. – Он совершил ритуальное самоубийство. По нашим законам, теперь он вернул себе лицо и имя. Наши боги приняли его.
Тогда Соня, словно окаменев, замерла и не произнесла больше ни слова, пока Хэйдзи и Гэмбан проносили мимо нее тело своего брата.
Что до охранника, он по-прежнему не предпринимал никаких попыток воспрепятствовать также ей и Эльберу покинуть камеру. Бритунец, не собираясь прямо сейчас выяснять причину столь странного поведения этого человека, потянул Соню за руку, увлекая ее за собой.
…Коувилар, очнувшись и отчетливо вспомнив все, что произошло в течение ночи, с ужасом подумал о том, уж не сошел ли он с ума. В самом деле, у него в руках были столь сильно ненавидимые им инородцы, совершившие, как минимум, два страшных убийства, причем один из них – беглый невольник, которого следовало передать его господину. А вместо этого им самим, главой охраны Бельверуса, внезапно овладела полнейшая апатия, и он лично распорядился попросту отпустить их всех! Женщину, бритунца, даже того самого невольника, лица которого Коувилар не мог вспомнить, как ни старался. Только какое-то бледное расплывчатое пятно и ярко-синие холодные глаза, взгляд которых проникал, кажется, в самую душу. Как же его звали? Какой-то князь из Ванахейма… И как он, Коувилар, теперь объяснит собственные нелепые, безумные действия королю? Ведь даже убитого, который был сюда доставлен, не удалось отыскать – тело бесследно исчезло, словно его и не существовало. Хуже того, разве возможно кому-либо рассказать, что он видел, как жуткий ванир с ледяными глазами поднялся в воздух и затем превратился в ничто, в туман? Мучительно пытаясь придать своему отчету хоть какое-то правдоподобие, он не мог унять дрожь, волнами проходящую по всему телу.
Еще одним человеком, пребывавшем в весьма похожем состоянии, была Араминта. Стоило ей увидеть Огдена, как девушка едва не лишилась чувств. Перед нею был, несомненно, человек, но в то же время, она безошибочно узнала в его чертах то существо, которое до полусмерти испугало ее накануне. Она открыла было рот, чтобы закричать, выдавая его охране, но тут Огден располагающе улыбнулся и прижал палец к губам. Минта не смогла издать ни звука, и сразу же за тем он начал растворяться в воздухе.
Чем дольше Аргеваль слушал непривычно сбивчивую речь Коувилара, тем сильнее становилось его недоумение. Что произошло с главой охраны? Откуда эта нерешительность, неспособность представить четкую картину того, что творится в столице Немедии?