Но Орда была гораздо больше!
Кочевники стреляли залпами, раз за разом — а значит, у них были единое командование и выучка. Залп — и тысячи стрел поднимаются в небо, чтобы упасть на сомкнутые ряды. Еще залп. Еще. Шаманы колдовали, стараясь попадать заклинаниями по командирам, и хотя магия их работала — все же их было, к счастью, не слишком много.
К чести войск Империи, они не дрогнули, а, потеряв не меньше трети, вломились в строй Орды. С флангов завязла в людском месиве тяжелая конница, не сумевшая выполнить своей задачи.
То тут, то там поднимались стоявшие до поры до времени на коленях среди варваров людоеды и бросались вперед, размахивая гигантскими дубинами. Все больше людей и нелюдей сталкивались на поле боя. И алых полос на плюмажах или светло-розовых имперских накидок в этом месиве было гораздо меньше, чем волчьих или собачьих хвостов, разноцветных шапок и простых шлемов.
— Мы проиграли, — прошептал Айн. — Никто еще не знает, но мы — проиграли.
И в тот момент, когда он собирался спуститься вниз, не в силах смотреть на то, как уничтожают армию Империи, вдруг издалека раздался рокочущий барабанный бой — пришел отец с остатками своего войска.
Айн увидел, как его бойцы — их было не очень много — заходят в тыл Орде и бесстрашно идут на противника.
Среди кочевников и варваров началось смятение: это не оказалось смертельным ударом, но оказалось тем самым точным уколом страха, о котором рассказывал отец.
Именно сейчас император — да будет его голова светла — должен был скомандовать отступление, и отвести солдат за крепостные стены. Отец Айна дал ему эту возможность — сбитый с толку враг наверняка не начал бы преследование мгновенно, и жертва оказалась бы не напрасной.
Но император — да будет к нему милостив Дегеррай — продолжил битву.
Никто не трубил отступление, не пытался вывести солдат из боя, и это была гибель Империи.
В Орде очень быстро осознали, что новый враг малочислен. Айн поискал глазами знакомые фигуры: не отца — тот был слишком далеко, а Бору, Тори, самого императора — да будет его меч острее бритвы.
Первым на глаза попался Тори — в мифрильном доспехе, окруженный телохранителями, он с методичностью дровосека поднимал и опускал полуторный меч на врагов. Наверняка сам он считал это чем-то вроде забавы и совершенно не боялся — но было понятно, что телохранители его не вечны и защищены хуже, а без них принц будет погребен под массой малорослых, но многочисленных врагов.
Уж если наследнику пришлось самому взять в руки оружие…
Бора с полусотней легкой кавалерии прорывался с левого фланга к центру.
Двигались они к императору — да будет его правление вечным, — окруженному жалкими остатками личной гвардии. Именно здесь скопилось больше всего людоедов, орков и шаманов, и воинство Орды напирало, бесновалось и наступало. Здесь, на этом небольшом пятачке земли шла самая ожесточенная схватка.
Император — да не дрогнет под ним конь — ловко сражался изогнутым мечом, в отличие от сына не брезгуя щитом.
К удивлению Айна, правитель действительно хорошо владел оружием — и при этом отлично понимал, что высовываться далеко нельзя. Он командовал так, что сотня его бойцов пока удерживала позицию и даже отступала к основным силам, но таяла, таяла, таяла…
— Ты отличный тактик, — шепнул Айн. — О, если бы Светлый Владыка дал тебе такой же дар стратега!
Стащенный с лошади людоедом Бора пал, а его люди, лишенные командования, сбились в плотную группу и уже больше заботились о выживании, чем о том, чтобы прийти на помощь кому бы то ни было. Тори, лишенный всех телохранителей, был схвачен или убит — Айну не удалось разглядеть этого точнее.
А император — да будет его смерть легкой и безболезненной — исчез в облаке чудного заклинания вместе с несколькими солдатами своей личной гвардии, и когда оно рассеялось, глазам предстали лишь трупы.
В некоторых местах продолжалась ожесточенная с хватка, однако большая часть войска Империи погибла.
Айн стоял, оцепенев, руки и ноги у него были холодными, как у мертвеца, сердце еле билось. Он понимал, что та жизнь, к которой он привык, уже закончилась, но что идет на смену ей — не представлял.
Отчаяние накатило, и ему показалось, что выпустить сейчас из рук шпиль и скатиться по пологому куполу дворца, чтобы затем упасть вниз с двух сотен локтей на коричневую брусчатку у белоснежных стен Цитадели будет самым правильным и мудрым выбором.
Империя раздавлена — так зачем жить ему? В этом нет ни смысла, ни чести. Нет жизни без императора — да будут к его душе милостивы Дегеррай и Светлый Владыка. Нет жизни без отца и Боры, без несносного Тори.