Выбрать главу

— А мой отец тоже был сладкоежкой? — вдруг ошеломила ее Фьямма.

— Он был великаном. Огромным, как гора. И ему тоже нравились пирожные с кремом, как тебе.

— А я бы ему понравилась? — робко спросила девочка.

— Конечно. Ты, моя маленькая, всем нравишься. И Мистраль тебя обожает.

— Я знаю. Он мне всегда говорит, что я девушка его мечты, — похвасталась Фьямма. Она с жадностью выпила вторую чашку шоколада, а потом добавила: — Вчера, когда вас с папой не было, мне звонил мой брат. Синьор в золотых очках.

— И ты говоришь мне об этом только теперь? Что ему было нужно? — всполошилась Мария.

— Он приедет в Модену на будущей неделе. Он хочет повидаться со мной. Ты не возражаешь?

* * *

Мария долго недоумевала, не понимая, чем вызвано это внезапное внимание со стороны Джанни Штрауса к девочке, существования которой он раньше не замечал. Но в одном у нее не было сомнений: Фьямма проявила к нему живейший интерес, и Мария восприняла это как положительный знак, свидетельствующий об умственном созревании дочери.

Джанни появился ровно в назначенный час и объявил, что хочет видеть Мистраля, все еще являвшегося де-юре первым пилотом «Блю скай».

— Я вижу, ты слегка похудел, — сказал он Мистралю, вылезавшему из бассейна в подвальном помещении на вилле в Модене.

— А ты, я вижу, стал записным остряком! — бросил в ответ чемпион, заворачиваясь в купальный халат. От Мистраля действительно осталась одна тень. Ему нужны были долгие месяцы, чтобы обрести свою прежнюю спортивную форму.

— Как по-твоему, сможешь ты выйти на старт весной? — спросил Джанни.

Они вместе направились на первый этаж, вошли в гостиную, где горел камин, и сели перед огнем, как старые друзья.

— Я покончил с соревнованиями, Джанни, — начал Мистраль. — Ураганный ветер утих.

— Хочешь меня бросить? — спросил Джанни.

— А в чем дело? Мне говорили, ты собирался продать «конюшню» после аварии.

— Я передумал. «Блю скай» — это любимое детище моего отца. Продать «конюшню» — это все равно что предать его память. В общем, я ни за что не продам, если ты будешь участвовать, — объяснил Джанни.

— Говорю тебе, я завязал.

— Я тебе не верю. Не такой ты человек, чтобы отказаться от пятикратного чемпионства. В этом году тебе не повезло, но на будущий год все может быть иначе.

— Мне тридцать восемь лет. Я слишком стар для гонок, — задумчиво возразил Мистраль.

— Только не надо мне заливать. Ты не из тех, кто может выпустить из рук баранку из-за аварии, — стоял на своем Джанни.

— Ты слишком мало знаешь мир спорта. Наверное, поэтому ты и не можешь меня понять. Когда пилот попадает в аварию и не может объяснить себе, в чем же он ошибся, это означает, что он дошел до точки. А теперь извини, я тебя оставлю: меня ждет массажист, — попрощался Мистраль, поднимаясь.

— Еще минутку, Мистраль, — окликнул его Джанни. — Если ты решил завязать, чего же ты так стараешься привести себя в форму?

Мистраль ничего не ответил. Идя за ним следом, Джанни добавил:

— В любом случае, я приехал повидаться не только с тобой. У меня назначена встреча с Фьяммой.

— Знаю. Она ждет тебя в своей комнате. Ждет не дождется вот уже несколько дней, — ответил Мистраль, направляясь к гимнастическому залу.

Джанни Штраус огляделся. Ему никогда раньше не приходилось бывать в этом доме, и он не знал, где найти комнату девочки. Она бесшумно возникла на пороге и протянула ему руку.

— Добрый день, синьор, — сказала она тихо.

Джанни улыбнулся ей. Сегодня, в клетчатой плиссированной юбочке из шотландки и синем кардигане, она показалась ему выше ростом, чем в первый раз. Длинные шелковистые волосы были распущены, на лбу — небольшая челка.

— Ты сегодня такая хорошенькая, — сказал он, пожимая ей руку.

— Значит, в прошлый раз я не была хорошенькой?

— Сегодня ты еще лучше, — заверил ее Джанни.

— Вы тоже хорошо выглядите, синьор.

— Ты так и не сможешь назвать меня по имени?

— Я все никак не привыкну. Но я постараюсь. Пойдемте со мной, я провожу вас в свою комнату, — сказала она радушным тоном настоящей хозяйки дома.

У Джанни вообще не было ни малейшего представления о том, что такое дети, но комната Фьяммы поразила его. Он был уверен, что в мире просто не существует второй, подобной этой. Одна из стен просторной комнаты была сплошь зеркальной и отражала остальные, окрашенные в небесно-голубой цвет, разрисованные бело-розовыми облачками и малиновками в полете. На белой постели во множестве лежали подушки, украшенные ленточками и обшитые кружевом. В комнате стояли также кресла, обитые материей светлых, пастельных тонов, и книжные полки. Книги и коробки с играми были расставлены на них в безупречном порядке.