– Москва в восторге! Им очень понравилось! Просят назвать фамилии создателей сюжета!..
– Не!! – шепотом закричал Владлен Александрович. – Ой!.. Ну как бы это сказать!.. Опа!!…
Но было уже поздно. Камера взяла ведущую. И она, наивная наша красавица, купаясь в лучах всесоюзной славы, произнесла:
– А теперь Одесса прощается с вами. И мне остается только сказать, что сюжет о комбайнере Трандасире для вас подготовили и провели журналист Шварц, режиссер Кац, оператор Лидерман, звукооператор Либерман, а также скрипач Шнеерзон, который исполнил фрагмент из скрипичного концерта Мендельсона…
Включение закончилось. Нас вырубили из эфира.
– Это конец! – охнул кто-то в наступившей тишине.
– Хай бы вин уже лучше про груды сказав! – произнес Владлен Александрович, может быть, первую за всю свою жизнь внятную фразу.
На следующий день разразился скандал. Степана Митрофановича сильно понизили и отправили в родное село, где теперь уже под его чутким руководством «усэ чысто горило и мэрзло».
Владлена Александровича опять вызвали к самому товарищу первому, и он оттуда уже вообще никогда не возвратился.
Все остальные остались на своих местах. И только я через какое-то время уволился по собственному желанию. Хотя и грустно было расставаться с этими уже полюбившимися мне людьми. И с этой студией, окруженной, как сейчас вспоминается, какими-то вечно цветущими каштанами в парке на второй с половиной станции Большого Фонтана, среди которых, убежав с очередной летучки, так весело было гулять вдвоем с красавицей Наташей. Ушел, оставив среди этих каштанов, как говорится, частицу своей души, в попытке сохранить в ней в целости хотя бы все остальное…
Сапоги всмятку
Человек вообще такое удачное создание, что, где бы он ни жил, пусть даже в раю, он все равно рано или поздно доживет до очень крупных неприятностей.
Казалось бы, уж до чего спокойное место Одесса – и ближайший вулкан находится неизвестно где, и до ближайшего рассадника чумы, специалисты говорят, пока долетишь, так уже вообще ничего не хочется… И что же? За сорок лет жизни в этом тишайшем городе я лично пережил пять землетрясений, три эпидемии холеры, шесть полных обледенений деревьев и проводов, а также одну советскую власть, которая, как известно, принесла этому городу больше неприятностей, чем все вышеперечисленные катаклизмы, вместе взятые…
Первое землетрясение застало меня в городской больнице. Надо сказать, больницы тогда, в семидесятые годы, были не то что сейчас. То есть не в том смысле, что лучше лечили, а в том, что попасть туда было невозможно. Разве что по знакомству. Это сейчас наш человек ложится в больницу только тогда, когда у него уже, извините, остается всего лишь два места, куда он может лечь – или в больницу, или на кладбище. А в те времена… Две-три недели за счет государства, да еще с сохранением заработной платы!.. Здоровые завидовали! И врачи тогда были не в пример нынешним… Светилы!
– Уж как мы вам благодарны, профессор! Так благодарны!.. – суетилась, бывало, какая-нибудь гражданка, воровато оглядываясь по сторонам и незаметно всовывая пухлый конверт в вяло сопротивляющуюся руку профессора. – Ну неужели не помните? Вы же нашего дедушку консультировали!
– А, ну конечно… Возможно… М-да… И как он, живой?
– Нет, ну зачем же… Дело не в этом. Просто мы его до вас уж кому только ни показывали, и все нам говорили по-разному. Одни – что это у него менингит, другие – что грыжа, одни – что так его нужно лечить, другие – что этак, и только вы как посмотрели на него, так сразу и определили: «К Новому году помрет!» И точно, к Новому году! Можно сказать, под бой кремлевских курантов! Что значит опыт!..
Но вернемся к землетрясению. Итак, морозным февральским вечером, а точнее, ровно в девять часов, телевизор «Электрон», стоявший в углу нашей палаты, начал было показывать программу «Время», но вдруг затоптался на своих длинных ногах, вышел в центр палаты, произнес там что-то торжественное типа: «С небывалым подъемом весь советский народ воспринял сообщение о досрочном окончании отопительного сезона…» Потом осекся, вернулся в угол и, застенчиво повернувшись к стенке, замолк навсегда.
Потом треснул потолок и закачались стены.
– Зэмлэтрус, – равнодушно произнес мой сосед по палате, – я у Ташкэнте такое бачыв. Не обращайте внимания.
– То есть как это не обращайте?! – заволновались остальные соседи. – Мы же на пятом этаже! А если оно все рухнет к чертовой матери? Нас же поубивает!
– Не обязательно, – отозвался первый сосед. – Мне у Ташкэнте розказувалы, что если стать у дверной проем, то бувалы случаи, что и не убивало. Хотя лично я у Ташкэнте такого нэ бачыв…