— Хоть бы господь сжалился надо мной.
Дарта молчала. И Амалия понимала — хозяйка думает так же.
— Знать бы, как в этих богадельнях теперь.
— Да что, тетушка, говорить об этом! Неужто я вас в пансионат свезу!
Амалия улыбалась беззубым ртом. Ей доводилось читать и слышать про дома для престарелых, но в памяти запечатлелся тот, чьих обитателей в старину водили кормиться по хуторам. Каждую неделю у нового хозяина.
О пансионате Дарта размышляла не раз. Устроить тетушку Амалию не составило бы труда. Родственницами они не были. Но что скажут люди? Довела работой, все соки выжала, лучшие вещи как пить дать себе забрала, а саму свезла как ненужную рухлядь. Таких разговоров Дарта боялась. Да и как бы ни надоела жиличка, иногда накатывала жалость к одинокому человеку, которому негде притулиться.
Муж тетушки Амалии умер вскоре после войны. Людвиг Пилдер, или, как соседи его называли, Лудис, долгие годы проработал на железной дороге. Это был служащий с твердым окладом, а это по тем временам означало — человек с положением. Хозяйство у них было не слишком крупное, но достаточно большое, чтобы держать батрака и батрачку. Пилдеры предпочитали водиться с богатыми Катлынями, а с остальными соседями постольку поскольку. Сын Арвид, отличившийся при немцах чрезмерным усердием, почел за лучшее перебраться через океан. Прислал письмо. Расспрашивал, как живут, что делает мать. Амалия ответила — нелегко, мол, одной мыкаться. Арвид, начитавшись, видно, тамошних газет, прислал посылку с мукой и жирами. Амалия написала ему, чтобы больше не тратился. Сын решил по ответу, что его послания могут причинить матери вред. Амалия ждала, ждала, отправила еще одно письмо, но пришел ответ — по указанному адресу такой-то не проживает. Так и осталась она в неведении, то ли сын помер, то ли переменил место жительства. Если бы и выяснила, легче от этого ей не стало бы. У самой беда — как бы скорей на тот свет перебраться. Гроб был привезен на хутор «Приедес» давно. Сколоченный из запасенных самим Пилдером дубовых досок. Погребальное платье лежит в сундуке на самом верху. Из сбережений отсчитана и завернута пачка со ста рублями.
— Это от меня на похороны.
Все было продумано до мелочи. Имена поминальных гостей, хоть и не записаны на бумаге, названы были не раз.
— И накрой домовину тем светлым одеялом, что еще Текла соткала. Земля не так громко будет стучать о крышку.
По меньшей мере раз в месяц — обычно это происходило в воскресенье — бабка Амалия перебирала сундук.
— Дарта, поди сюда, послушай.
— Тетушка, я уже все знаю.
Но подходила — в комментариях бабки Амалии подчас намечались отклонения. И не всегда в пользу Дарты. Бывало, старушка возьмет да вспомнит какого-нибудь родственника в седьмом колене и пожелает ему тоже что-нибудь оставить.
— Если на похороны приедет из Риги Берта, дай ей две золотые монетки.
— Прошлый раз вы сказали — одну.
— Так тебе же еще эти останутся.
— Она о вас и думать забыла.
— Я же говорю — дай только в том случае, если приедет на похороны.
Судьба царских золотых рублей была решена. Правда, всего лишь до следующего перетряхивания скрыни.
— А тут деньги на похороны.
— Сколько у вас, тетушка, всего этих денег? Чтобы потом не пропали куда-нибудь?
— Я давно не считала.
Эту тайну Дарте так и не удалось выведать. В денежных вопросах Амалия была крайне осторожна. Хозяйка «Приедес», конечно, пересчитала бы сбережения сама. Но ключ сундука висел у бабки Амалии на шее, точно медальон. Не резать же, в самом деле, крепко скрученную льняную нить. А развязаться сама по себе она не могла. Таким поступком заронишь только недоверие. И бабка, глядишь, отпишет оставшиеся золотники родственнице седьмого колена. Можно бы, конечно, не послушаться и после похорон взять все себе. Но по вопросам наследования в Заливе господствовали строгие законы. Спокон веку никто не писал никаких завещаний, и обходилось без недоразумений. Словесные волеизъявления соблюдали даже те, кто во всем остальном не отличался щепетильностью. Кому, что и сколько полагается, знали не только в одном доме. Соседям давно было известно, что швейная машинка, шуба, одеяла, часы и другое добро останется Дарте. Знали они и про золотые монетки. При встречах хозяйка «Приедес» не забывала проинформировать соседок:
— Тетушка сама еще не решила, сколько сунет той рижанке.
Все они сходились на том, что неопределенность сильно осложняет жизнь. Поди докажи потом Берте, что тетушка сказала так, а не иначе.
Время от времени Амалия проверяла свое приданое одна. Тогда же и пересчитывала деньги. Дверь обычно загораживала скамеечкой. Приспособление это сдерживало напор входящего, и она тем временем успевала спрятать капитал. Как бы извиняясь, Амалия в таких случаях бормотала: