Пильпук высидел его на свой манер. Глядя, как говорится, сквозь призму «подвижного состава».
Жанису надоело копаться в приусадебной земельке — слишком уж скучное занятие. Ежедневно бывая на людях, он прослышал в молочном пункте, будто кое-кто разжился на ранней картошке: накопал себе полный грузовик и повез на дальний рынок. Деньги в карман, шоферу спасибо в ассигнациях, и все дела. Жанис прикинул, что в «Амурах» земля для картошки подходящая и поле ему забот не прибавит. Нужно лишь хорошенько его унавозить, пару раз окучить — и выкапывай рубли. Сказано — сделано. Как в сказке. Пильпук задумал разбогатеть за одно лето и потому возделал площадь в три раза больше положенной по уставу. Посадил свою скороспелку. Весна выпала благоприятная, вскоре сквозь землю пробились всходы.
Чужие хлопоты всегда привлекают внимание. Так и в этот раз. Примчался сам председатель. Приусадебные земли он никогда еще шагами не мерил. Если у кого-нибудь участок и раздался на одну или две десятых после нуля с запятой, никто не придирался. Возможно, и на Жаниса не обратили бы внимания, не подвернись случай припомнить ему кувыркания в сугробах.
Разговор был короткий. Один вещал, другой слушал. И со всем соглашался. То-то и оно-то.
Но покаяние не спасло. В тот же день приехал трактор, на нем чужой тракторист — и распахал лишнюю посадку. Наказание заслужил Пильпук, а досталось картошке.
Такого в колхозе не помнили и потому долго еще обсуждали и спорили, можно так поступать или нет.
Жанис ездил на молочный пункт и делал вид, что перепашка его не касается. Прошло много времени, прежде чем Пильпук заставил заговорить о себе снова. И теперь уже не только в колхозном масштабе.
В тот вечер председатель вместе с семьей сидел в большой комнате и ужинал. Айвар Берзинь по-прежнему ютился в старом одноэтажном деревянном доме и ждал, когда строители закончат многоквартирный жилой дом. Прямо под его окнами пролегала дорога. Председатель прекрасно жил бы здесь и впредь, но дорожная магистраль — шум днем и ночью — раздражала. Будущий поселок воздвигался в стороне и сулил тишину.
Ужин близился к концу. На дороге послышалось скрежетанье. Председатель силился не обращать внимания. Раздался грохот, звон стекла, ветхое здание задрожало. Когда семейство опомнилось от испуга, никто толком не мог понять, что произошло. В комнату въехало нечто похожее на пушку. Айвар Берзинь выскочил на улицу. На цоколь дома носом вскарабкалась машина. Ни в одном парке сельскохозяйственной техники председатель не видел ничего подобного. Больше всего его смущала ядовито-желтая надпись на боках агрегата — «Колхоз «Варпа».
В памяти уже сгладились те послевоенные годы, когда действовали бандиты. Эта была, пожалуй, самая крупная сенсация в Озолгале за все времена. Эхо от нее прошло по всему району. Те, кому положено расследовать подобные случаи, быстро добрались до «Амуров».
Пильпук не отпирался. Показал в сарае место, где прятал под прошлогодним сеном немецкую танкетку: жалко, мол, было отдавать такой хороший подвижной состав на переплавку. Позже, правда, испугался и на знаки отличия намалевал название колхоза. Случись что не так, сразу видно: не притязает он на столь крупную личную собственность. Почему напал на дом председателя? А за картошку. Око за око, тем же путем. Хотел попугать. Пусть проверят, коли хотят, дуло-то пустое.
Подальше от «Варпы» происшествие обрастало жуткими деталями. Один сумасшедший старик в танке напал на контору, палил из пушки и разнес все вдребезги.
Юристам снова и снова пришлось штудировать статьи уголовного кодекса о незаконном приобретении, изготовлении, хранении и применении оружия и взрывчатых веществ. Применить такую же меру наказания за хранение танкетки, как к браконьеру за незаконное владение охотничьим ружьем, — смешно. Можно было, конечно, наказать лишением свободы до трех лет. Или исправительным трудом до одного года, или денежным штрафом до ста рублей.
На следствии Жанис неизменно начинал танцевать от печки, то бишь от картошки. И спрашивал, можно ли наказывать нарушителей устава незаконными методами. Председателю было не очень приятно выслушивать упреки. Так или иначе Пильпука в тюрьму не посадили. Рассказывали, что судили его за мелкое хулиганство, и пришлось еще ему заплатить за ремонт дома. Сам он об этом не распространялся.