Она выругалась и тут же въехала в сугроб, наметенный поперек дороги. Выжала сцепление, но задние колеса крутились вхолостую, мотор ревел, наполняя кабину выхлопными газами, и она сдалась. Натянув шапочку и застегнув пуховик, Даша попробовала открыть дверцу, но ее придавило снегом. Кроме того, порывы ветра были настолько сильными, что когда она, увязнув в сугробе по колено, все-таки выбралась наружу, то не смогла удержаться на ногах и повалилась в снег. Уже на расстоянии вытянутой руки невозможно было разглядеть, что происходит вокруг. Задние огни тоже забило снегом, и лишь свет фар продолжал пробиваться сквозь дикую свистопляску взбесившейся природы. «Москвичонок» прямо на глазах засыпало снегом, и все попытки Даши очистить рукавичкой лобовое стекло не увенчались успехом.
Даша вернулась в салон. Через плохо прикрытую дверцу снег набился на сиденья, а в ногах и вовсе образовался сугроб.
Что делать? Даша достала дорожный атлас, включила свет в салоне и попыталась разобраться, где же она сейчас находится. Прикинув расстояние, вгляделась в жирную линию тракта, который тянулся до границы с Монголией. Если она проехала Долину Царей, то до Сафьяновской оставалось чуть меньше сорока километров. На карте вблизи Абдрагана значилась всего лишь одна деревня. «Кирбижель» — с трудом разобрала она мелкие буквы. Но селение располагалось не по тракту, а в стороне, километрах в пяти от дороги. Даже не стоило добираться до нее пешком. Раз плюнуть заблудиться в бескрайних полях. Да при таком ветре она вряд ли сумеет пройти больше десятка метров.
Что-то темное внезапно прижалось к боковому стеклу, и она испуганно вздрогнула. «Что-то» отсвечивало красным, и через мгновение Даша поняла — это всего лишь рваный пластиковый пакет, принесенный бурей бог весть откуда, возможно, из того же Кирбижеля. «Сорвет ветром, значит, замерзну, — неожиданно загадала она, — продержится, выживу…» Пакет держался как приклеенный, и новая мысль неожиданно посетила ее голову. На заднем сиденье лежало несколько деревянных реек — заготовок для подрамников. Гриша просил их не трогать, но он наверняка простит ее самодеятельность, если это поможет ей спастись.
Даша перетащила рейки себе на колени, затем вытянула шнур, стягивающий внизу пуховик, и связала их в плотный пучок. И снова вылезла из машины. С трудом, но ей удалось вогнать рейки почти до половины их высоты в сугроб рядом с багажником. Сверху Даша натянула тот самый прибившийся к машине беспризорный пакет и привязала его к рейкам носовым платком. Он сразу наполнился воздухом и забился на ветру, как красный пионерский флажок. Буря ревела и рвала его, словно дикий зверь когтями, тем не менее Даша надеялась, что ее сигнал бедствия продержится какое-то время… Окрыленная своим маленьким успехом, она вернулась в машину. Теперь, по крайней мере, любой идущий со стороны Краснокаменска автомобиль не врежется в задницу «москвичонка»…
Двигатель работал, и все же ноги стали замерзать от настывшего на морозе днища. Кроме того, она понимала, что угарные газы постепенно наполняют салон, и, подумав, повернула ключ, выключая двигатель. Боковые окна почти мгновенно затянуло кружевом изморози, и Даша не видела, держится ли пакет или его давно сорвало ветром.
В салоне ощутимо похолодало. Изо рта шел пар и оседал инеем на внутренней обивке автомобиля. Даша достала из сумочки блокнот и ручку. И обнаружила рядом с ними небольшой сверток. Это Гриша сунул ей в дорогу пару бутербродов с маслом и сыром. Озябшие руки слушались плохо, в одной она держала бутерброд, а другой торопливо нацарапала несколько номеров телефонов. И, не сдержавшись, быстрыми штрихами изобразила шаржированную фигуру Арефьева в нелепых старинных доспехах и шлеме, ее когда-то придумал Ляля, и подписала «Ржавый Рыцарь», словно попрощалась с ним.
Покончив с этим нелегким делом и расправившись с бутербродами, она некоторое время сидела без движения, тупо уставившись в темное лобовое стекло. Затем встрепенулась, вырвала листок из блокнота, сложила его вдвое и затолкала за бюстгальтер. Так вернее, быстрее поймут, что к чему. Но у нее уже зуб на зуб не попадал от холода. Даша стянула чехлы с заднего сиденья, они были из искусственного меха, сняла ботинки и закутала ноги в чехлы. Затем натянула поверх шапочки капюшон пуховика, а руки засунула в рукава.
На некоторое время она и впрямь согрелась, и тотчас ее неудержимо потянуло в сон. С четверть часа она мужественно с ним боролась. Трясла головой, ругалась. Но вскоре поняла, что это выше ее сил, и закрыла глаза…
…Она ехала в пролетке. Сейчас, сейчас, отсчитывало сердце секунды, вот он, этот поворот. Она уже видела двух бомбистов в черных тужурках политехнического института. Они стояли почти напротив друг друга по обе стороны улицы, а высокая фигура того, кого она любила больше жизни, вожака их боевой группы, виднелась чуть дальше. Лицо у него было напряженно, брови сведены у переносицы, тонкие губы сжаты в едва заметную полоску.
Пролетка остановилась у аптеки. Она сошла и сунула извозчику двугривенный. Затем направилась к деревянной театральной тумбе, на свое, отведенное ей в этой операции место. Первым делом проверила револьвер, который все это время придерживала за пазухой. И тут вожак взмахнул рукой. Внимание! Вот-вот покажется карета. Тогда он вскинет руку во второй раз, и бомбисты метнут самодельные бомбы под копыта лошадей и колеса экипажа. Вчера они весь день тренировались за городом, поэтому не должны промахнуться.
Но ее роль в другом: сразу после взрыва она должна подскочить к карете и выстрелить в великую княгиню, жену наследника, если та еще будет жива. Она предполагала, что казаки-атаманцы из охраны будущего императора зарубят ее на месте, и готова была пустить себе пулю в висок прежде, чем они придут в себя после взрыва. Она нисколько не страшилась смерти. В том предназначение их группы — отомстить за смерть товарищей, которых два месяца назад повесили в Шлиссельбурге за убийство дяди царя. Она шла на смерть осознанно, равно как и ее любимый, и как те, почти незнакомые ей студенты-политехники…
Карета вывернула из-за поворота неожиданно, чуть раньше, чем ее ожидали. Но она успела ухватить взглядом и сам экипаж, и предваряющий его появление сигнал вожака. Бомбисты одновременно шагнули на мостовую, взметнулись руки с зажатыми в них чугунными шарами. Она тотчас укрылась за тумбой, чтобы не посекло осколками. Но взрывов не было. Страшно кричали люди, дико ржали лошади, однако бомбы не взорвались.
Она выглянула из-за тумбы. Лошади, которые везли карету, вынесли ее на тротуар, а бомбисты уже лежали на мостовой, и несколько дюжих казаков избивали их ногами. Откуда-то появились жандармы, придерживая шашки, они разгоняли зевак. В воздухе стоял забористый мат и слышались гневные крики толпы.
Тут она заметила, что их вожак стоит в стороне, за деревьями, и ей показалось, будто он с любопытством взирает на то, что происходит рядом с экипажем. Он мгновенно почувствовал ее взгляд. Его лицо исказилось, и он повелительно махнул рукой в сторону кареты. К ней только что подкатила коляска. Великая княгиня с маленькой девочкой на руках вышла из кареты. Им помогли подняться в коляску. Два жандарма заскочили следом. И в этот момент она рванулась им навстречу, целясь из револьвера прямо в лицо юной красивой женщины и пытаясь что-то кричать при этом. Но горло стянули спазмы, а пальцы задеревенели, и она, как ни старалась, не сумела нажать на спусковой крючок.
На нее набросились сзади, схватили за волосы, повалили на землю, и последнее, что она заметила, это любопытный взгляд ребенка и глаза княгини. Александра смотрела на нее с жалостью. А когда ее подняли на ноги, вдруг бросила к ногам своей несостоявшейся убийцы платок. «Утрите ей лицо, оно у нее в крови», — произнесла великая княгиня с явным немецким акцентом, а та, которую она пожалела, едва не задохнулась от ненависти. Все пропало! Смерть их товарищей останется неотомщенной…
Даша повернулась и стукнулась лбом о боковое стекло. Локоть уперся в рулевое колесо, и громкий стонущий звук ударил ее по ушам. Она испуганно отдернула руку от сигнала, но, успокоившись, несколько раз нажала на него, прекрасно понимая, что вряд ли кто расслышит его сквозь завывания пурги. Однако это помогло ей справиться с сердцебиением. Странный какой-то сон она увидела, ничем не связанный ни с ее литературными интересами, ни с событиями прошлой жизни. Скорее он походил на эпизод из старого фильма про жизнь революционеров. Но при чем тут великая княгиня, жена будущего императора Николая Второго? Как Даша ни напрягала мозги, не могла вспомнить, существовал ли исторический факт нападения боевиков на карету будущей императрицы или это плод ее воображения? А может, она читала где-то об этом покушении или слышала краем уха? И о нем почти ничего не известно по той простой причине, что оно было неудачным. Но почему все-таки бомбы не взорвались? Причем обе? Наверняка их тщательно проверили, прежде чем пустить в дело…