Автобус притормозил. «Пошлину брать не с чего!» — крикнул кондуктор сборщику налогов, который вышел из полуразвалившегося здания поста у городской заставы. Круто повернув, автобус въехал в город. Я принялся расталкивать Ешванту:
— Эй, проснись! Сарангпур.
Ешванта широко открыл глаза и с недоумением огляделся по сторонам. Очнувшись от сна и сообразив, где он и куда едет, Ешванта несколько раз сладко потянулся. Потом стал будить Гопу:
— Давай просыпайся. Приехали.
Гопу открыл глаза и начал отряхиваться. Громко сигналя, автобус подкатил к автовокзалу. Пассажиры повставали со своих мест и принялись собирать вещи, покачиваясь из стороны в сторону, чтобы сохранить равновесие. Автобус окружила толпа кули и нищих. Подхватив свои матерчатые дорожные сумки, покрывшиеся слоем пыли, мы вышли наружу.
Автобус до Нандавади отправлялся только в четыре часа дня. Сейчас было около половины одиннадцатого. Что мы будем делать все это время? Для начала мы направились к буфетной стойке и заказали себе овощную приправу и лепешки. С едой мы расправились моментально, а время как будто остановилось. Неужели так и сидеть четыре часа на жестких скамейках? Слава богу, хоть беспорядков здесь вроде бы нет.
— Пойдемте в контору Паршурамской автобусной компании, — предложил Ешванта. — Там можно подремать в креслах часок-другой.
— Ты и так дрых всю дорогу от Карада досюда, — заметил Гопу.
— А ты что предложишь?
— Пошли по городу побродим.
— Вернемся — автобус уже полон. Нет, если заранее не занять места, домой мы сегодня вечером не попадем, — возразил Ешванта. Но Гопу сумел переубедить его. Он уговорил нас заглянуть к его родственникам, живущим здесь в городе. Со своими матерчатыми сумками в руках мы совершили путешествие через целый лабиринт улочек и переулков и наконец подошли к особняку довольно внушительных размеров.
— Вот и дом моей тетушки, — объявил Гопу.
Мы вошли. Это было большое здание старинной постройки с верандами на четыре стороны и внутренним двориком посередине. Навстречу нам вышел юноша в шортах цвета хаки.
— Входите, входите, — сказал он, здороваясь.
— Нана, мой двоюродный брат, — пояснил Гопу, повернувшись к нам.
Мы уселись на большой хлопчатобумажный ковер, расстеленный на веранде, выходящей на улицу. Тем временем из внутренних комнат появилась тетушка Гопу. Она села возле самого порога и завела разговор с племянником. Я огляделся по сторонам. Мой взгляд упал на развешанные по стене картины. Помимо картин Рави Вармы[15] на выкрашенной в песчаный цвет стене красовались рядышком фотопортреты Саваркара и Хеджевара[16]. На вешалке лежал свернутый кольцом широкий кожаный ремень. Там же висела складывающаяся черная шапочка — знак принадлежности к партии «Раштрия сваям севак»[17]. На двух колышках вешалки покоилась бамбуковая трость.
— Что нового? — спросил у Гопу его двоюродный брат.
— Сил больше не было оставаться в Пуне, — ответил Гопу. — Двое суток жили на военном положении. Носа не могли высунуть на улицу. Во рту — ни маковой росинки. Нет, говорю себе, поезжай-ка домой.
— Газеты писали, в Пуне были большие беспорядки, — подала голос тетушка.
— Еще какие! — И Гопу, не жалея красок, живописал поджоги и грабежи в Пуне. Мы с Ешвантой тоже вспомнили кое-какие колоритные подробности. Тетушка слушала с вытаращенными от изумления глазами, то и дело восклицая: «Да неужели?», «Подумать только!» Двоюродный брат сосредоточенно слушал.
— А здесь были беспорядки? — спросил Гопу, закончив свое повествование.
— Пока не было, — ответил двоюродный брат, — но, похоже, страсти накаляются. Не известно, что может случиться завтра.
Мы были ошарашены.
— Значит, и тут назревают беспорядки! А мы думали, что здесь-то ничего такого не случится!
— Поверьте мне, всюду, где есть брахманы, — сказал двоюродный брат, — на них начнутся гонения. Пуна — самый передний край Махараштры. Все, что случается в Пуне, эхом отзывается повсюду. Сообщения, которые печатают в газетах, еще больше будоражат народ. Говорят, в Сангли спалили весь базар.
— Но все эти бесчинства происходят в городах. А в деревнях они и знать об этом не будут. Кто там станет затевать беспорядки?
— Что верно, то верно. Там-то уж ничего не случится.
Мы напились чаю, потом снова поговорили. В половине второго собрались уходить. Двоюродный брат, в белоснежной рубашке и шортах цвета хаки, вышел проводить нас, надев на коротко стриженную голову черную шапочку. Прощаясь с нами, он сказал: