— Здесь?! — вдруг подал голос Гопу.
— А почему бы нет? — ответил Махада. — Место тут безопасное. Но если вам здесь не нравится, можем переночевать в пустой хижине в поле. Только холод там собачий, а у меня нет лишних одеял.
Гопу настаивал, чтобы мы отправились на ночлег в хижину в стороне от деревни, но, так как было слишком темно, чтобы идти туда, мы решили остаться тут.
Растянувшись на грубошерстном черном одеяле, мы глядели вверх на звезды. Тем временем жена Махады напекла лепешек и поджарила стручки красного перца. Из дома доносился дразнящий запах.
— Ох, и голоден же я! — вырвалось у меня.
— Голоден? — удивился Гопу. — А мне не до еды. Все думаю, что с нами дальше будет.
— А ты, Еша?
— У меня голод уже прошел. Вот когда мы сидели под тем деревом у обочины дороги, я просто умирал — так есть хотелось.
Сейчас мы были бы уже дома. Мать приготовила бы в честь моего приезда после столь долгого отсутствия вкусную рисовую кашу. Наевшись вдоволь, я сидел бы с ощущением приятной сытости в желудке на скамейке под большим раскидистым деревом у нас во дворе и болтал о том о сем со своим младшим братом. Наговорившись с ним, я пошел бы побеседовать с матерью. Я сидел бы у изголовья ее постели, а она, поглаживая меня по спине, расспрашивала бы, как я живу. Я не стал бы рассказывать ей о трудностях жизни в Пуне — говорил бы только о хорошем. Так и разговаривал бы с ней усталым, сонным голосом, даже после того, как в доме погаснет свет, покуда сон не сморил бы меня.
Вместо этого я лежу на чужом одеяле, глядя в чужое небо над чужой деревушкой, оставленный из сострадания на ночь чужим человеком. Смогу ли я благополучно добраться домой? Увижу ли я своих близких целыми и невредимыми? Эта мысль не оставляла меня в покое. Махада привел нас к себе домой, потому что ему известно о царящих вокруг хаосе и анархии. Не пожалей он нас, нам пришлось бы провести ночь в каком-нибудь глухом, безлюдном месте, страдая от голода и холода.
Махада позвал нас есть. Он усадил нас на одеяло, расстеленное вдоль стены дома. Перед каждым была поставлена чистая, сверкающая металлическая тарелка с лепешками, разрезанными на четыре части и политыми густым молоком. Махада сел на корточки против нас и предложил приняться за еду. Но кусок не шел в горло. Едва притронувшись к пище, Гопу поднялся. Тогда Махада достал пару одеял и, пожелав нам спокойной ночи, сказал:
— Не беспокойтесь, все будет в порядке. Спите крепко. Я буду всю ночь караулить тут ваш сон.
Мы улеглись на переднем дворе, кое-как накрывшись двумя одеялами. Но сон не шел, и мы беспокойно ворочались с боку на бок. Верный своему слову Махада сидел, закутавшись в одеяло, у нашего изголовья и курил одну сигарету за другой. Так прошел час. Махада, прислушавшись, спросил:
— Вы что, не спите?
— Не спится что-то, — ответил я.
— Спите, не беспокойтесь. Я разбужу вас, когда взойдет утренняя звезда. Попьете чаю и топайте напрямик от Балевади. Как раз к обеду домой поспеете.
Медленно потянулись ночные часы. Махада, закутанный в одеяло, клевал носом. На какое-то время я забылся сном. Когда я проснулся, Ешванта спал. Гопу, как мне показалось, тоже заснул. Но вдруг он стремительно сел и начал озираться по сторонам.
— Что случилось, Гопу?
— Ничего.
Я тоже сел. Сел и Ешванта. Посидели-посидели, не говоря ни слова, и снова улеглись. За эту бесконечную ночь мы еще несколько раз вскакивали таким манером и опять ложились. Наконец начало светать. Прокричали петухи. Встала жена Махады и принялась молоть муку. Вслед за ней поднялись и мы, окончательно разбуженные скрежетом и утренним холодом. Гопу начал рассказывать кошмары, которые снились ему ночью.
Было еще совсем темно, и окружающие предметы смутно вырисовывались в полумраке. Ешванта сказал:
— Пойдемте, пора.
Махада предложил подождать:
— Пусть рассеются сумерки, а то вы с дороги собьетесь.
Прошло еще немало времени, прежде чем совсем рассвело. Жена Махады намолола муки и разожгла очаг на кухне. Дом наполнился приятным запахом горящих сухих стеблей и дыма. Мы умылись, напились чая из медных чашек и стали прощаться с Махадой.
Он проводил нас до околицы.
— Можешь возвращаться, Махада, до свидания.
— Не тревожьтесь понапрасну. Все ваши родные живы-здоровы. Вы сами напридумывали всяких страхов. Так я пойду?
— Да, конечно, иди.
— Гопу-дада[19] ужас как перетрусил.
— Легко тебе говорить, Махада. Ты бы тоже перетрусил на моем месте.