— Скажешь правду?
— Сначала поклянись! — Митро отвела глаза. — А я клянусь собой, матерью клянусь, черным вором клянусь, только не тобой, милый мой, не тобой — ну как я могу клясться моим любимым? — Она прижала ладони к груди. — Он ведь спрятан в сердце моем.
Сардари пропустил все это мимо ушей. Не отводя взгляда от Митро, он резко спросил:
— Чего крутишь-то?
— Нет, нет, ничего я не кручу!
— Откуда у тебя все это добро?
«Вот скотина», — подумала испуганная Митро, а вслух произнесла с нарочитым смехом:
— Мамочкин сыночек глупенький, ты что, забыл? Я все-таки у твоей богатой тещи одна-единственная дочь!
Сардарилал открыл было рот, но Митро ему и слова сказать не дала, прильнула к нему долгим поцелуем.
— Уладились твои дела, — зашептала Митро, — все уладилось, сердце мое, теперь можешь и обо мне подумать…
Приехала погостить Джанко, любимица братьев, — точно радостное солнышко и двор, и дом озарило.
Гурудас с любовью положил ладонь на дочкину голову, потом внука на руки взял, хорошенько рассмотрел младшего члена семьи и удовлетворенно покивал. Джанко так и повисла на матери, и глаза Дханванти наполнились счастливыми слезами. Она все обнимала дочь и никак не могла выпустить ее, пока Митро не засмеялась:
— Мама, нам хоть капельку любви-ласки тоже оставьте!
Джанко кинулась целоваться с невестками, удивилась, не видя Младшей, спросила:
— А где Пхулан? И Гульзари где? У них все хорошо?
— Пхуланванти! — позвала старуха. — Выйди к нам, доченька, Джанко приехала!
Сухаг обняла Джанко:
— Ты, моя птичка, совсем забыла свой старый дом и двор?
Джанко уселась на чарпаи[30] и, осматриваясь по сторонам, радостно сказала:
— Разве можно забыть родной дом, в котором живут мои любимые братья и жены их милые.
Митро притворно нахмурилась:
— А ты что, каждый день с мужем…
Джанко не сразу поняла, а поняв, закрыла лицо руками.
Появилась заплаканная, непричесанная Пхуланванти.
— Невестушка! — обрадованно закричала Джанко и прыгнула ей на шею. — Я от тебя добрых вестей жду!
Митро захохотала.
— Нашла, Джанко, от кого добрых вестей ждать. Бог с тобой! Откуда им взяться у такой карги сварливой?
Джанко не успела опомниться, как Пхуланванти ринулась обратно в свою комнату и с треском захлопнула дверь.
Джанко в растерянности повернулась к Старшей. Старшая лишь беспомощно пожала плечами в ответ, и тут появилась сияющая Дханванти с внуком на руках.
— Сухагванти, Джанко нужно накормить, она же с дороги!
— Ну, Джанко не устала, — подмигнула Митро невестке, — отчего ей устать, кто ее изнурял, он ведь сейчас далеко отсюда!
Дханванти не рассердилась, а только посмеялась словам невестки и, укачивая малыша, сказала дочери:
— Митро права, муж твой теперь далеко, а знак его любви к тебе с нами! Вот он какой у нас славный!
Женщины совсем развеселились. Вышел и Гурудас, привлеченный их голосами. Старик с улыбкой посмотрел на невесток, а они обе с подобающей скромностью прикрыли лица покрывалами. Гурудас провел рукой по волосам дочери, забрал у Дханванти внука и стал сам укачивать его.
Кто знает, откуда взялся в старике свет, от которого разгладились морщины, замерцали глаза. Воспряли даже обвисшие усы, а на губах заиграла такая улыбка, будто никаких забот, никаких хлопот на свете не осталось.
— Джанко, доченька, скорее иди есть, а потом расскажешь, как вы там живете-можете, как там все эти прекрасные молодые люди, родня твоя новая.
Дед с внуком на руках, бабушка, склонившаяся над ними, как на ожившей картинке полного семейного счастья, подумала Сухагванти.
— Мамочка, — незаметно для свекра шепнула она свекрови, — уговорите отца на кухне с нами посидеть. Так уютно всем вместе будет!
— Ну что ты, что ты, невестка моя глупенькая! Какая радость от стариков? Вот кто нам принес сегодня радость — малыш наш!
Вид старой кухни родительского дома, полок, заставленных посудой и всякой кухонной утварью, чуть не заставил Джанко расплакаться. Все здесь было знакомо до мельчайших подробностей, в этих стенах она жила и росла, а теперь приезжает сюда погостить!
Дханванти не отрывала счастливых глаз от цветущего личика Джанко.
— Ну, рассказывай, рассказывай, дочка! Что за человек твоя свекровь, как она? Все еще молодится — в волосах цветы, на веках сурьма?
Джанко с болью рассматривала постаревшую мать, и сердце ее сжималось. Мать как-то почернела, а уж морщин на лице сколько прибавилось!