Предприимчивый поселенец ни в чём на скудной северной земле нужды не знал.
Жил Геннадий Вениаминович один в маленьком домишке на краю деревни, срубленном им же сбоку от колхозного дизеля, лишь немного поодаль, чтобы соляркой в комнатах не воняло.
Жилище мастерил по собственным чертежам, практически без посторонней помощи, хотя прежде этого ремесла не знал.
Территориальная обособленность никогда не грозила ему одиночеством: всегда в его дому ночевали покладистые девахи, которые заодно прибирались, стирали и готовили еду.
Провизия у Генки всегда водилась в избытке, не то что у большинства аборигенов, часто и подолгу испытывающих нужду во всём, больше из-за природной лени, чем от вынужденных обстоятельств: кто праздность приветствовал, другой на стакане прочно сидел, у третьего сноровки не хватало, чтобы обустроить уютный и сытый быт.
Генка подобного баловства не понимал: привечал мужиков работящих, разворотливых, в меру общительных, но задарма способностями своими и запасами не разбрасывался. Поможет, бывало, тем, кто старается, но не может справиться сам, и ждёт ответной реакции.
Долг, считал он – платежом красен, а дураку да лентяю достаток без надобности.
Семью создавать Геннадий Вениаминович не желал категорически: зачем, если девчонки да бабы в его холостяцкую постель прыгают сами едва не по записи, а ещё оттого, что он категорический противник эротического однообразия.
Любил механик во всём выдумку, новизну и изюминку.
Конечно, и старых подружек привечать не брезговал: где ж их свежих на каждый день отыскать, когда в деревне три десятка изб и бабы наперечёт?