Я обхватываю руками его икру, прижимаясь к нему.
— Я не хочу, чтобы ты уходил.
Он снова улыбается.
— Я пока не собираюсь уходить. Время еще есть. Но мне скоро придется выйти. Как я уже сказал, есть много людей, которые зависят от нас, и есть еще больше ртов, которые нужно накормить.
Это слова Вэктала, и меня не волнует, насколько они практичны. Я прикусываю губу.
— Я не хочу, чтобы ты уходил, — повторяю я, паника захлестывает меня. — Я так близка к тому, чтобы родить ребенка.
Глаза Кэшола расширяются, и он тянет меня к себе на колени в воде, его рука гладит мой огромный живот.
— Мой сын готов появиться? Он опустился? — Это слово он подхватил во время моей беременности — его говорят среди всех беременных людей.
Волнение на его лице только еще больше угнетает меня.
— Нет, он все еще на том же месте, где был всегда. — Я кладу свою руку поверх большой руки Кэшола. — Боюсь, впереди еще несколько недель.
Он гладит мой живот, а затем целует меня в нос.
— Тогда я должен выйти и внести свою лепту.
— Я не хочу, чтобы ты уходил!
— Я вернусь как раз вовремя, чтобы Мегол смог улыбнуться миру, — говорит он с озорной ухмылкой на лице.
Я стону. Я люблю этого мужчину, но он ужасно разбирается в именах.
— Мы не дадим ребенку имя Мегол. Я говорила тебе. Это заставляет меня думать о Голлуме.
— Это прекрасное имя, — упрекает он меня, но в его голосе слышится веселье. — Очень сильное и храброе.
Я просто фыркаю и хихикаю.
— Этого не случится.
— Тогда Холмег. Мы приняли решение. Это самое приятное имя для сына.
Несмотря на то, что я слышала эту шутку сотню раз за последние двенадцать или четырнадцать месяцев или около того, она всегда смешит меня. Я хихикаю и качаю головой.
— Абсолютно нет. У нашего ребенка будет красивое имя. И это может быть девочка.
— Это мальчик, — настаивает он. — Сильный с могучим копьем, как его отец. — И он шевелит своей жесткой, заостренной бровью в другом человеческом жесте, который он перенял, и я знаю, что он говорит не о оружии. Что только заставляет меня смеяться еще сильнее.
К тому времени, как я опускаю голову, чтобы ополоснуть ее, я даже больше не расстраиваюсь. Вот почему Кэшол так подходит мне — он заставляет меня на время забыть обо всех ужасных вещах в жизни.
Часть 2
КЭШОЛ
Моя Ме-ган несчастлива. Это разрывает меня на части, даже когда я делаю все возможное, чтобы заставить ее улыбнуться. В ее глазах читается беспокойство, и я ничего так не хочу, как забрать это у нее.
Вместо этого я отвлекаю ее. Я поддразниваю ее насчет имени для нашего комплекта. Я держу костяные кольца, которые она использует для плетения своих кожаных полосок, и бесконечно болтаю, пока она работает. Я покупаю несколько сладких корнеплодов у соседки Пашова и приношу их своей Ме-ган, чтобы увидеть ее улыбку. Она делает это для меня, но это быстро проходит.
Она волнуется. Я знаю, что она это делает. Она и раньше рассказывала мне о своем прошлом — что у нее был приятель для удовольствий — бойфренд, как она это называет, — который бросил ее. Затем она была беременна ребенком, когда ее забрали странные существа, которые привезли ее сюда. Они забрали это у нее.
Она беспокоится, что если она полюбит слишком сильно, у нее это снова отнимут.
Я понимаю это; я потерял своего отца во время кхай-болезни много лет назад. Я знаю бремя горя, и поэтому, хотя известие о партнере по удовольствиям и комплекте, который она потеряла, наполняет меня ревностью, я понимаю, как это влияет на нее.
В основном, я просто хочу, чтобы она снова улыбнулась.
Ме-ган весь день усердно работает над своими ковриками с кожаными ремешками, которые она делает. Другим самкам они тоже нравятся, и поэтому она работает сразу над несколькими. Мы едим тушеное мясо, приготовленное Лиз, потому что Ме-ган легко устает, а я не выходил из пещеры, чтобы поохотиться на ужин. Не сегодня. Я довольно скоро уйду. Сегодня будет день, когда я буду обожать свою пару и обсуждать ее страхи.
Когда она берет еще один наполовину готовый кожаный коврик и начинает над ним работать, я вырываю его у нее из рук.
— Ты устала. Иди приляг в меха.
Ме-ган трет свое лицо.
— Я обещала Клэр, что сделаю и для нее коврик, и…
— Завтра, — говорю я ей и вырываю его у нее из рук, когда она снова тянется за ним. — Всегда есть еще один рабочий день.
Она медленно кивает, а затем шмыгает носом. Она проводит рукой по бледной щеке, и ее губы дрожат.
Мое сердце чувствует себя так, словно оно рушится у меня в груди.