…Мой удел мне дан по жребию
и без кровли мой приют,
много я от жизни требую,
и немного мне дают.
Но не жалуюсь, не сетую,
пусть вначале труден путь,
все же песню недопетую
допою когда-нибудь.
Если-ж нет… навек потерянный
для тебя и для отца,
я в победах неуверенный
молча буду ждать конца.
И когда подбитым соколом
дрогнет ветер у плетня, —
помяни меня, далекого,
бесталанного меня.
Июль 1926 г.
Моей учительнице
Варваре Васильевне
Курячевой
Змеясь изгибами в полях,
от северной зимы, —
еще бежит чумацкий шлях
в село, где жили мы.
В село, где каждый белый дом
на все дома похож,
где в самом белом и большом —
ты и теперь живешь.
С тех пор прошло пятнадцать лет,
но, — как пути к судьбе, —
хранит земля мой детский след,
мой первый путь к тебе.
И я запомнил день и час,
когда на малый срок —
ты настрого в последний раз
мне задала урок.
Урок был труден и тяжел,
и страхами объят,
не попрощавшись я ушел,
куда глаза глядят.
И шел и плелся, как умел,
распутывал пути
и слезы лил и песни пел,
и продолжал итти.
У неизведанных дорог, —
на много лет и зим, —
мне миром задан был урок,
и я им одержим.
Пусть далека глухая дверь,
пусть непосильна кладь,
мне все-равно ее теперь
уже не избежать.
Еще далек мой верный путь,
еще не четок шаг,
еще легко мне вспомянуть
об отроческих днях.
И о тебе… ты далека
и горек твой упрек,
но я отсутствую, — пока
не выполнен урок.
Пока не выпадет мой день,
завещанный векам,
пока на высшую ступень
экзамена не сдам.
Когда же сдам и запою
легко и наизусть, —
тебя, наставницу мою, —
благодарить вернусь.
В село, где каждый белый дом
на все дома похож,
где в самом белом и большом
ты и теперь живешь.
Октябрь 1928 г.
В жизнь мою, — угар и смуту
В жизнь мою, — угар и смуту,
в сень созревших лет, —
покажись хоть на минуту
детства млечный свет.
Все, что в путь к полудню вышло
на рассвете дня,
подкрадись ко мне чуть слышно,
отзови меня.
Может-быть опять я встречу,
встречу и верну
лучших дум моих предтечу,
лучших слов струну.
Может-быть, былым гонимый,
явится мне вдруг
мой единственный, любимый,
мой далекий друг.
Под горой, под невысокой,
как легенда стар, —
шелестит между осокой
голубой Гайдар.
Там, — росистый, по баштанам,
оставляя след, —
бродит с солнцем и туманом
мой певучий дед.
До сих пор люблю и помню
лоз нестройный строй,
на горе — каменоломню
дом твой — под горой.
И как песню — твое имя
повторяю вслух,
мой единственный, любимый,
мой далекий друг.
Слишком рано над гнездом я
крылья распростер,
чтоб у дальнего бездомья
разжигать костер.
Но разжег… и мгла глухая
не убьет огня,
он горит, не потухая,
до расцвета дня.
Где же ты, в какие шири
устремлен твой взгляд,
как живешь ты в этом мире,
чем твой дух объят?
Где твои лета и зимы
завершают круг,
мой единственный, любимый,
мой далекий друг.