Неожиданно в сердце закралась тревога. Охватило странное чувство беспокойства, будто произошло что-то неладное. Снова раскрыл карты. На сей раз самые подробные, последней части пути. И с ужасом обнаружил, что маяк, столь приветливо мигающий нам, расположен на суше, а в двух милях перед ним – рифы! Если продолжать идти на желанный свет, непременно разобьемся. Тут же сменил галс. Возвращаюсь назад! Только таким образом можно обрести уверенность, что избежим рифов.
Отлично знал, что в конце любого плавания внимание должно быть удесятерено. Знал, что в самом конце пути расслабленность – вполне нормальное явление. Внимание, как правило, притупляется, и человек, сам того не желая, допускает «пустячные» ошибки. Но вопреки очевидному не сообразил проверить себя по другой карте. Вел лодку по мелкомасштабной. А ведь, между прочим, знал, что маяки ставятся обычно на самом рифе, а не в двух милях от него, в тихой лагуне. Никто, кроме меня, не виноват. Должен был помнить! Может, этот маяк и исключение из правил, но о нем написано в лоции и он вполне ясно обозначен на подробных картах.
Смешно, сам влез в ловушку, но сам же из нее и выбрался. Что означает это спасительное внутреннее «беспокойство»? Интуиция или подсознательное понимание возможности допустить случайную ошибку? Может ли человек предчувствовать сушу?
Если бы мне даже неопровержимо доказали, что я обладаю даром обнаруживать не только острова, но и подводные скалы, все-таки я всегда предпочитал бы плавать с секстаном и по компасу.
Прошли близко от рифа. Маяк не исчез из виду. Передал вахту Джу с наказом быть внимательной. Излишняя забота. Джу – наилучший и самый сознательный рулевой…
Наступило утро. Снова острова обрели очертания. В стороне от нас находится последний на нашем пути остров. Плывем вдоль берегов Вити-Леву. Держимся совсем близко от рифов, чтобы сократить расстояние.
– Джу, сегодня ночью будем в Суве. А уже вечером станем нежиться в гостиничной постели. На белой, отглаженной простыне. Примем ванну.
Отсюда путь свободен и чист. Рифы, конечно, есть, но мы знаем точно, где они. Если видимость улучшится, то до наступления сумерек увидим огни Сувы. Или по меньшей мере его сияние, отраженное в облаках.
Сува – самый большой город в этой части Великого океана. Жителей здесь в несколько раз больше, чем в Папеэте.
Несем последние вахты. Три часа Джу, три часа я. Осталось менее шести часов пути до Сувы.
Лодка стремительно сокращает расстояние.
Наши мысли снова в Болгарии.
Впереди остается лишь один риф. Еще час-другой волны будут колотить в борт. А затем пойдем более попутным ветром – бакштагом прямо к Суве. Может быть, в последний раз встретим рассвет в лодке.
Минуем предпоследний маяк. Идем всего в двадцати метрах от рифа. Джу у руля, я на носу. Высматриваю неожиданные препятствия. Карта показывает, что в трех кабельтовых от линии прибоя разбросаны подводные скалы. Пройдем между ними и рифом. Вот они. Появились точно в указанном месте. Я радуюсь, что засветло миновали последнюю опасность. Остаются лишь рифы у порта Сувы, но на них имеются светящиеся знаки.
Проплываем мимо остова судна, налетевшего на риф. Со вчерашнего дня насчитали уже четыре разбившихся судна. Одно успело наполовину проскочить через острые гряды скал. Спасся ли его экипаж? Возможно ли спустить на воду спасательные лодки, если в бурю судно наскочит на риф?
Вдруг перед носом лодки взлетела пена.
– Скалы, скалы. Вправо!
Джу отреагировала мгновенно. Лодка почти не приблизилась к рифу.
К моему удивлению, белая пена исчезла. Я стал до боли всматриваться в воду. И тут показалась огромная голова кита, потом тело, устремленное вертикально вверх. Вот уже и хвост. На мгновение кит замер. Темно-синее, словно выточенное тело какой-то миг стояло свечой. Затем животное рухнуло в воду. Брызги окатили нас. Я не успел изумиться. Спустя немного кит снова вынырнул. Голова, тело, хвост. И опять строго вертикально. На этот раз всего метрах в десяти от нас. Упал он параллельно лодке. Волны перехлестнули через борт. И липкая мысль промелькнула в голове: «А вдруг упадет на лодку?» Справа, в пятнадцати метрах, риф, слева – кит. И некуда деться. Огромное животное вновь взмыло в воздух, и тут я с ужасом увидел зияющую рану на его голове. Из раны хлестала кровь. Обезумевший от боли кит метался в волнах. Все ближе и ближе к нам. Я крикнул:
– Скала! Смотри только на компас. Держи 300°!
Обманул. Соврал. Просто Джу не нужно видеть этого пугающего зрелища. Уберегу ее хоть от последнего треволнения.
Снова и снова кит взметывался из воды. Иногда так близко от лодки, что бежавшие от него концентрическими кругами волны били в борт и брызги летели на нас.
Я смотрел на кита как загипнотизированный. Наша жизнь теперь зависела от его действий. Он был больше лодки. Совсем обезумел от боли и страха. В любой момент животное могло рухнуть на лодку. Мы бы даже не успели надеть спасательные жилеты.
В который раз я испытывал чувство, что мы на краю гибели.
Мелькнула мысль, что мне никогда не приходилось читать о вертикальных прыжках китов. Разгадка в том, что он ранен. Немного успокоился, будто в данный момент самое важное – установить причину, отчего кит мечется.
Через три-четыре минуты кит удалился. Он все еще продолжал вымахивать из воды строго вверх, но уже далеко от лодки – метрах в трехстах. Я боялся, как бы он не вернулся. Нам совсем не улыбалось погибнуть из-за кита всего в 20 милях от Сувы. И это после того, как мы прошли полных 8000 миль. И после стольких дней дружбы с животными.
Кит исчез. А я сидел еще минут тридцать, во мне все будто окаменело.
Возможно, животное было испугано еще больше, чем мы, да и не собиралось вовсе нас топить.
Джу
Испугалась ли я? Мне трудно ответить, что такое страх и что – бесстрашие. И вообще, боится ли смелый человек или способен преодолевать свой страх. Для меня лично страх – это спазм. Уже несколько раз со мной это случалось: когда на нас налетает гигантская ревущая волна, желудок вдруг будто сжимается. И – все! Это не мешает мне продолжать управлять лодкой и удачно уходить от волны. Но спазм возникает помимо моей воли. Это мгновенный страх, которым легко овладеть и преодолеть. Каждый человек его испытывал.
А при виде кита даже спазма не было. Просто, кажется, остановилось дыхание, и я, оцепенев, смотрела лишь, куда он упадет. Нас он не задел. Снова продолжаем свой путь. Кит появился как предупреждение: нельзя расслабляться до последнего мгновения, все может случиться.
Дончо
Молчим. Давно уж перестали повторять: «Слава богу, обошлось!» Одной улыбки, благодарного взгляда или ласкового прикосновения достаточно. Они дороже, важнее слов.
Глаза у Джу сияют. Мало у кого из людей глаза и рот улыбаются одновременно.
Последнее злоключение свалилось на нас как наказание. Кит выбрал момент, когда мы были уже уверены в благополучном завершении экспедиции. Словно хотел убедить, что даже перед Сувой не следует строить планы на будущее. Но я неисправим. Раненый кит – это случайность, а жизнь управляется мечтой, планами.
Видимо, ожидание хорошего неотделимо от меня самого. После каждой экспедиции я с удовольствием рассказываю о хорошем. Когда же вынужден говорить о плохом, то делаю это через силу. А как мы будем держать себя после этого путешествия? Когда мысленно возвращаюсь в пережитое, вспоминаются одни неприятности. И одновременно то огромное, по-настоящему прекрасное: что мы благополучно дошли до цели.
На горизонте появилось судно. Его курс показывал, что оно вышло из порта Сува. Судно целиком скрывается в волнах. Временами совсем исчезает. А ведь сегодня волны средней величины. Как же тогда выглядит наша лодка в шторм? За столько дней плавания никто из нас не видел ее со стороны, с надутыми парусами.