Таково было смутное и безотрадное положение вещей, когда 6 июля 1918 года пришло известие об убийстве графа Мирбаха в здании германского представительства и о попытке левых социалистов-революционеров непосредственно вслед за этим овладеть властью путем восстания, которое, однако же, быстро было подавлено. Сведения, поступавшие из различных источников, о связи между этими двумя событиями были вначале противоречивы и не давали ясной картины. Но уже сам по себе факт преступления бросал, подобно молнии, достаточно яркий свет на те тяжкие, прямо невыносимые условия, с которыми нам приходилось считаться в России.
Со времени брестских переговоров тревога о том, как сложатся наши отношения с Востоком, не покидала меня ни на минуту. Все сведения, которые поступали из наших миссий в Москве, в Гельсингфорсе, в Киеве и на Кавказе, только усиливали ее. Еще больше она возрастала благодаря тому обстоятельству, что в нашей политике на Востоке не было выдержанной линии, что она была полна противоречий, не давала никакой сколько-нибудь реальной пользы и вела лишь к распылению наших сил, прикрепляя их к отдаленным от главного фронта пунктам. Основное зло по-прежнему коренилось в старой ошибке - в столь безмерно затруднившей брест-литовские переговоры несогласованности политического и военного руководства, несчастное влияние которой так сказалось на Брестском мире. Граф Мирбах и егосотрудники, судя по тому, что я и тогда уже мог констатировать и что подтвердилось впоследствии, стали на правильный путь, пытаясь придать нашей политике на Востоке единство направления и действуя в смысле постепенного поворота и изменения ее курса. Министерство иностранных дел, глава которого разделял, конечно, взгляды графа Мирбаха, не сумело, однако же, провести эту точку зрения в жизнь и даже, в конце концов, само предложило свои услуги для существенного ухудшения Брестского мира. Внесение ясности и вопросы восточной политики представилось мне вдвойне необходимым после того, как в ходе военных операций на Западе выяснилась призрачность надежд на решительную победу на Западном фронте, и с тех пор, как мне стало известно, что наше верховное командование высказалось за вмешательство дипломатии в интересах окончания войны.
Потребность на непосредственном опыте уяснить себе восточные вопросы и путем личного участия способствовать установлению такой политики, которая обеспечила бы нам на Востоке надежное прикрытие тыла, была настолько сильна во мне, что я предложил рейхс-канцлеру свои услуги в качестве преемника графа Мирбаха. Решиться на такой шаг мне было тем легче, что после опыта переговоров в Брест-Литовске и Бухаресте у меня отпала всякая охота к продолжению порученной мне задачи по сводке предварительных работ к мирным переговорам в экономической области. Я сделал еще одну попытку путем планомерного привлечения сведущих кругов нашей хозяйственной жизни к этим работам поставить будущие переговоры на более благоприятную основу. С этой целью я предложил организовать обширную анкету. Компетентные представители отдельных отраслей народного хозяйства должны были, руководствуясь пунктами тщательно разработанного опросного листа, высказаться, в порядке прений и в присутствии и при участии лиц, намеченных к ведению экономических мирных переговоров, о своих пожеланиях и нуждах, долженствующих быть принятыми во внимание в будущих мирных договорах. На первом плане при этом имелись в виду мероприятия, необходимые для обеспечения нас иностранным сырьем и съестными припасами, а также для восстановления наши экспортных возможностей, которые вызывались автоматическим влиянием войны, с одной стороны, и военными мерами противников, с другой. После того как план организации такой анкеты был проведен мною в жизнь и осуществление его поручено подлежащему ведомству, Министерству имперского хозяйства, я не видел деловых оснований к сохранению за собой той особой задачи, которая была на меня возложена. Напротив, мне казалось более целесообразным поручить сводку подготовленных работ к мирным переговорам тем инстанциям, в непосредственном ведении которых будут находиться сами эти переговоры. Только таким путем могли бы быть устранены трудности и трения, возникшие ко вреду для дела во время переговоров в Бресте и в Бухаресте. Я рекомендовал поэтому включить в ведомство иностранных дел созданное мною бюро с его персоналом.
Мое предложение принять московский пост было поддержано рейхс-канцлером перед императором и одобрено последним после того, как вновь назначенный статс-секретарь Министерства иностранных дел, г-н фон Гинце 29 июля, по возвращении из Христиании, где он вручил свою отставку, также дал свое согласие.
Положение между тем усложнилось еще более. По предложению русского народного комиссара по иностранным делам были начаты в Берлине переговоры для выяснения некоторых вопросов, связанных с Брестским миром. С германской стороны переговоры эти велись заведующим юридическим отделом министерства иностранных дел, министериаль-директором доктором Криге, которого в качестве тонкого знатока международного права, обладающего исключительным богатством знаний, я всегда столь же высоко ценил, сколь сильно сомневался в дальновидности и верности его политических взглядов. Поскольку дело касалось чисто финансовых вопросов, г. Криге познакомил меня в общих чертах с сущностью переговоров еще до того, как зашла речь о моем назначении в Москву. О всей же совокупности предполагавшегося соглашения, которое наряду с финансовыми и экономическими договорами включало также весьма важные политические и территориальные изменения Брестского мирного договора, я впервые получил представление только теперь.
Существенное содержание этих "дополнительных договоров" состояло в следующем:
1.Политические и территориальные статьи
Германия обязывалась в будущем не вмешиваться в какой бы то ни было форме во взаимоотношения России и внутренних ее частей - в особенности же, не вызывать и не поддерживать самостоятельных государственных образований во внутренних областях России.
Были, однако же, предусмотрены и исключения:
Россия отказывалась от суверенных прав на Лифляндию и Эстляндию, подобно тому, как Брестским договором она отказалась от них в отношении Курляндии, Литвы и Польши. Определение будущей судьбы Лифляндии и Эстляндии предоставлялось Германии в согласии с волей населения этих областей.
Россия обязывалась признать государственную самостоятельность Грузии.
Зато Германия принимала на себя обязательство, по установлении границ Эстляндии и Лифляндии, вывести свои войска из местностей, расположенных к востоку от этих областей. Равным образом Германия обязывалась очистить оккупированные местности к востоку от Березины - по мере поступления платежей, возложенных на Россию дополнительными договорами. Точно так же Германия должна была вывести свои войска из черноморских областей России, как только будет ратифицирован мирный договор между Россией и Украиной. Германия, далее, обязывалась не поддерживать военных операций Турции в областях Кавказа, не уступленных Россией по Брестскому договору, и должна была гарантировать невступление турецких войск в определенный район вокруг Баку.
2.Финансовые и экономические статьи
Предусмотренные Брестским договором финансовые обязательства в отношении Германской империи и германских подданных Россия обязывалась погасить уплатой твердо установленную сумму в шесть миллиардов марок, покрытие которой должно было последовать частью в золоте, в рублях ив товарах, частью же путем нового займа, предоставляемого Германией России. Эти финансовые обязательства должны были включать в себя платежи процентов и погашения по русским займам, аннулированным советским правительством после ноябрьской революции и находящимся в немецком владении, а также уплату вознаграждения за отчуждение германского имущества какого бы то ни было рода, последовавшее до определенного срока. Таким образом, нами были признаны все до того имевшие место акты отчуждения германского имущества. Дальнейшие акты отчуждения допускались лишь на основаниях, установленных в отношении российских обывателей и подданных третьих держав и только зауплату вознаграждения наличными.