— Жалуйся сколько влезет, — оскалился сержант, облизывая ее похотливым взглядом, — а мы тогда ваш притон закроем.
— Притон?! — Люба аж задохнулась от возмущения. — Да как вы смеете! Я честная девушка из хорошей семьи…
— Знаем мы вас. Все вы честные, — ухмыльнулся лейтенант, — до поры до времени. Если не хотите ехать в отделение, то мы можем договориться по-свойски, так сказать.
— Что вы имеете в виду? — не поняла Люба.
— Ты только дурочкой не прикидывайся, — скривился сержант. — Если уж открыли притон, то должны понимать, что нужно платить. Это во-первых. А во-вторых, для начала мы должны проверить, все ли у вас нормально, так сказать, в плане секса, — похабно осклабился он. — Чтобы клиенты потом рекламации не предъявляли.
Мы стояли с Любой, оплеванные и униженные, словно нас только что вываляли в грязи, и ничего не могли противопоставить столь откровенному хамству. Сержант, видя наши ошалевшие и растерянные лица, совсем распоясался, развалился в кресле и вдохновенно продолжал:
— Во всей Москве существует традиция «прописывать» новые бордели — без этого никак нельзя, а значит, и вы обязаны выполнять сложившиеся правила. Раз в неделю будете бесплатно обслуживать сотрудников отделения. Начать можем прямо сейчас. Или поедем в отделение и начнем выяснять, при каких обстоятельствах вы пробили своему клиенту голову этой штуковиной. Сделаем анализ крови на статуэтке, сравним с твоей кровью, крошка, и если результаты не совпадут, то откроем дело по обвинению в членовредительстве. Выбирайте, короче.
— Скажите, вы это серьезно? — пришла наконец в себя Люба. — Как же вам не стыдно?
— Ой, только не строй из себя святую невинность, — презрительно махнул рукой сержант. — Я вас, проституток, насквозь вижу…
— Ну вот что, провидец ты наш, — выступила я вперед, пылая от гнева. — Забирай своего дружка и уматывайте отсюда, пока я не разозлилась.
— Ты что, пугаешь нас? — хмыкнул старлей, поворачиваясь ко мне.
— Не то слово. — Я с трудом держала себя в руках, чтобы не съездить по его наглой физиономии. — Сейчас мы приедем в отделение, я позвоню своему отцу, и вас, идиотов, выпроводят за пределы столицы в двадцать четыре часа. Будете до конца дней пасти коров в своей деревне.
В глазах старлея мелькнул испуг, он растерянно посмотрел на сержанта. Тот изменившимся голосом спросил:
— А кто твой папаша?
— Депутат Государственной думы, болван, — отчеканила я, глядя ему в глаза. — У тебя еще будет возможность с ним познакомиться. Ну что, поехали в участок?
Сержант начал зачем-то стряхивать невидимую пыль со своих форменных штанов, затем поднялся, аккуратно положил статуэтку на подлокотник кресла и, не глядя в нашу сторону, пробормотал что-то невнятное и вышел. Старший лейтенант двинулся было следом, но на пороге остановился, повернул голову и проговорил:
— Ну, в общем, это… Вы тут, короче, не шумите сильно.
И тоже ушел. Хлопнула входная дверь. Мы с Любой остались одни.
— Вот скоты. — Она обессиленно опустилась на диван. — И откуда только такие берутся?
— Забудь о них. Главное, что в милицию не забрали. Ладно, Люба, давай мне ключи, и я поеду. Мне тут одна мысль в голову пришла.
— Ой, боюсь я за тебя, Вероника. Я как увидела того бандита, чуть с ума от страха не сошла, а ты сама за ними гоняться хочешь. Ехала бы домой и жила себе спокойно — они ведь тебя больше не тронут. Наверное…
— Нет, Люба, я так не смогу, — покачала я головой. — Я не смогу спокойно спать, пока не узнаю, что случилось с мальчиком. Я чувствую себя ответственной за него, понимаешь?
— Понимаю, — уныло вздохнула она. — Я тоже успела к нему привязаться — такой славный малыш. Даже не представляю, что эти изверги могут с ним сделать. И зачем он им понадобился, интересно?
— Это я узнаю, когда доберусь до них.
— Тогда я поеду с тобой, — решительно заявила Люба. — И не спорь.
— Спасибо, конечно, но ты останешься дома, — строго сказала я, вспомнив, что все же являюсь ее непосредственным начальником. — Ты уже и так схлопотала из-за меня. — Я посмотрела на ее опухшую щеку. — И потом, если со мной что-то случится, ты одна сможешь рассказать обо всем. Так что не спорь, давай ключи от машины, запри получше дверь и сделай себе холодный компресс.
Мы прошли с ней в прихожую, я взяла ключи, она обняла меня и сквозь слезы проговорила:
— Только береги себя, Вероника, не лезь на рожон.
— Обещаю.
По дороге в аэропорт я позвонила по сотовому в справочное бюро и узнала, когда будет ближайший рейс из Питера. Эта мысль пришла мне в голову, еще когда я разговаривала по телефону с мамой. Наверняка Григорий, выполнив свое грязное дело, должен будет вернуться в Москву, и здесь я его встречу с распростертыми объятиями. Это был единственный шанс как-то выйти на всю шайку, и я не могла его упустить. Искать их в квартире на Кутузовском мне казалось совершенно бессмысленным занятием: скорее всего квартира была подставной и эти люди уже никогда там не появятся — не настолько же они глупы. Я вспомнила, как сама глупо попалась на слезливый рассказ Андрея о своем якобы вновь обретенном сыне, и мне стало стыдно: и когда я наконец избавлюсь от своей глупой доверчивости? Когда-нибудь она точно заведет меня в могилу.