— На выезде, балда! — рассердился Лева. — А мы торчим на въезде! Давай гони по кругу вон туда, — он ткнул пальцем на противоположную сторону площади, где стояли, ожидая зеленого светофора, чтобы выехать на шоссе, несколько легковушек.
— Подожди, Лева, не кипятись, — остановил его Дмитрий Семенович. — Туда нам как раз и не нужно — зачем светиться? Встанем здесь, отсюда в прицел все будет прекрасно видно, а она пусть идет. Давай собирай винтовку. — Он повернул свое грузное тело ко мне и мрачно спросил: — Ну что, родная, ты готова совершить подвиг на благо отечества? Только смотри у меня, не шали. Не забывай: одно неверное движение, и тебе в затылок влетит пуля. Так что веди себя аккуратно. И потом, у нас осталась твоя тачка, если она, конечно, тебе дорога. Но я уверен, что ты все сделаешь как надо. — Он положил свою тяжелую ладонь мне на колено и так сильно его сжал, что я вскрикнула от боли. — Если что — найду тебя, порву на куски и заставлю сожрать.
— О, вон и они, кажись, — сказал Иннокентий, кивнув на другую сторону площади. — На нашей тачке прикатили.
Все разом повернули головы. Там, почти у самого выезда, подъехал к обочине и остановился джип, который я, на свою беду, так опрометчиво преследовала от аэропорта. У меня все оборвалось внутри: сейчас начнется самое страшное. Я почувствовала жуткую слабость во всем теле и противную дрожь в коленях.
— Да, это они, — сказал Дмитрий Семенович. — Жалко, что не видно, сколько их там.
— Сам же велел затененные стекла поставить, — пожал плечами Иннокентий. — Но нам без разницы — главное, чтобы пацана ей отдали.
— Готово, — сказал Лева, осматривая собранную винтовку с оптическим прицелом. — Сейчас только заряжу, и можно бабу пускать. У нас еще есть пара минут.
Он начал загонять патроны в патронник. Дмитрий Семенович повернулся ко мне и протянул бумажный пакет с веревочными ручками.
— Держи. Здесь бабки, пятьдесят тысяч долларов, не потеряй. Подойдешь вон к тому джипу, — он ткнул заскорузлым пальцем в окно, — постучишь в окошко и скажешь буквально следующее: «Здравствуйте, я от Иннокентия,
он сам приехать не смог, послал меня. Просил передать вам денежки и забрать мальчика». Запомнила?
— Запомнила, — машинально ответила я, ибо ничего другого не оставалось.
— Молодец. После этого возьмешь пацана и приведешь его сюда. Поняла?
— Поняла.
— Когда пойдешь, не оглядывайся, чтобы они не знали, где мы находимся. Усекла?
— Усекла.
— И ничего не бойся — в случае чего ты нас не знаешь, мы тебя тоже.
— В случае чего?
— В случае ментов, дура! — нервно выкрикнул Иннокентий.
— Кстати, вы мне должны сто рублей, — вдруг вспомнила я.
— Какие еще сто рублей, черт возьми?
— За то, что я выполнила ваше поручение.
— Обойдешься, — зло бросил он. — Они тебя все равно не спасут.
— Отдайте мне мои деньги, — упрямо повторила я, цепляясь за любую возможность оттянуть неизбежное. — Иначе никуда не пойду.
— Да отдай ты ей этот стольник! — рявкнул басом Лева, выкатив наружу глаза. — Нашел из-за чего базар устраивать!
— Спокойно, спокойно, братва, не надо нервничать, — севшим голосом проговорил Дмитрий Семенович, сам заметно нервничая. — Отдай ей сто рублей, Кеша, и пусть идет.
Кеша недовольно засопел, полез в карман плаща, вынул бумажник и протянул мне купюру.
— Подавись, скряга.
— Спасибо.
Я спрятала деньги, взяла пакет и открыла дверцу.
— Ну, я пошла? — спросила, еще надеясь на чудо: вдруг они передумают?
Но они все трое, как голодные волки, смотрели на меня, и только глаза их хищно поблескивали в полумраке салона. Я взглянула на винтовку в Левиных руках, и меня охватила дрожь: как знать, может быть, именно из нее меня сейчас и убьют.
— Давай, давай, мыль свою задницу и не задерживайся там, — взволнованно проговорил Лева. — Главное, не говори им, что мы здесь.
И я пошла. На ватных ногах я, словно босиком по раскаленным камням, двинулась по тротуару вдоль шоссе, прямо к джипу, в котором затаились мои враги. Никогда еще мне не было так страшно. Я почти физически ощущала, как по моей спине ползает прицел оптической винтовки, и представляла, как дрожит Левин палец на спусковом крючке, отмеряя последние мгновения моей жизни. Наверное, когда человека ведут на расстрел, он чувствует то же самое. Мне хотелось бросить пакет и бежать сломя голову подальше от всех этих бандитов и страхов, но ноги не слушались и как заколдованные несли меня вперед, навстречу неотвратимой гибели. Мне почему-то казалось, что стоит только Григорию увидеть меня, как он тут же, не разбираясь, пристрелит меня на месте. Или просто заподозрит неладное и сразу уедет, и тогда меня прикончат из той ужасной винтовки. Одним словом, как бы ни развивались события, жизнь моя все равно должна закончиться здесь, на этой площади перед аэровокзалом. Я шла, ничего практически не видя перед собой, кроме треклятого джипа, который приближался с каждым шагом и с каждой секундой становился все больше и больше, увеличиваясь до фантастических размеров.