24 сентября 1930 г. Сталин писал Орджоникидзе: «Стало быть, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из рядов правых. Так выходит по материалам… Видимо, правые готовы идти даже на военную диктатуру, лишь бы избавиться от ЦК, от колхозов и совхозов, от большевистских темпов развития индустрии… Кондратьевско-сухановско-бухаринская партия — таков баланс. Ну и дела».
Письмо было сугубо личное, для обмана Орджоникидзе у Сталина не было никаких оснований. Но Тухачевский, как и Бухарин, сумел «отмазаться». На очных ставках все отрицал, иначе толковал смысл разговоров. Сталин поверил ему (кстати, это опровергает утверждения о «болезненной подозрительности» генсека в данный период). Он писал Молотову: «Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чист на все 100 %. Это очень хорошо».
Но «пятая колонна» в советских структурах сохранялась и действовала. Очередное подтверждение этому дает то же самое дело Промпартии. На скамье подсудимых не оказалось одного человека — проходившего по делу как основатель и руководитель Промпартии. Инженера П.А. Пальчинского. Впрочем, он был далеко не простым инженером. В годы Первой мировой являлся товарищем (заместителем) председателя военно-промышленного комитета — а председателем был масон Гучков, главный «двигатель» заговора против царя. Во Временном правительстве Пальчинский стал товарищем министра торговли, прокручивал контракты с американцами. В дни корниловского мятежа Керенский назначил его генерал-губернатором Петрограда. В октябре 1917 г., удирая из столицы, Керенский передал власть Пальчинскому, поручил ему оборонять Зимний дворец (вместе с Рутенбергом — который позже возглавил первое еврейское правительство в Палестине). Но штурмом Зимнего дворца руководил Чудновский — приближенный Троцкого и друг Пальчинского, поэтому драться не пришлось, дворец легко сдали.
Как видим, деятель был очень не простой, с серьезными и разнообразными связями. В 1918 г. чекисты арестовали Пальчинского, но за него неожиданно заступился Карл Моор (швейцарский социалист и немецкий шпион, кличка «Байер» — именно он курировал проезд Ленина через Германию). Ну а потом Пальчинского взял под опеку Кржижановский. Еще один эмиссар «закулисы», в начале ХХ в. — один из ближайших подручных Парвуса. По его протекции Пальчинского назначили директором Горного института (который в 1920-х вел разработки не столько для Советской России, сколько для иностранных концессионеров).
На процессе Промпартии Пальчинский должен был стать главным обвиняемым. Но его не довели до суда! А.И. Солженицын предполагал, что он отказался подписывать фальшивые материалы, за что и поплатился жизнью. Но почему? Другие обвиняемые тоже сперва упорствовали, лишь по ходу следствия и суда становились более откровенными — так вел себя, например, Суханов. Все они получили довольно умеренные приговоры. А главного фигуранта, Пальчинского, расстреляли почти сразу после ареста, в мае 1929 г. Без суда, по приговору коллегии ОГПУ. То бишь, по приказу Ягоды. И его следственное дело исчезло! Учитывая очень уж богатое прошлое Пальчинского, не логичнее ли предположить, что он слишком многое мог рассказать? Или неосторожно выразил готовность рассказать?
А при расследовании заговора военспецов в руки ОГПУ попал еще один непростой деятель, генерал М.Д. Бонч-Бруевич. В свое время он также поучаствовал в заговорах. В феврале 1917 г. был начальником гарнизона Пскова, где царя вынудили к отречению. В октябре 1917 г. оказался начальником гарнизона Могилева — обеспечив бездействие Ставки Верховного Главнокомандования. В 1918 г. был помощником Троцкого в Высшем военном совете, работал в тесном контакте с Сиднеем Рейли, предоставляя ему все сводки и планы Красной армии. Но с ним обошлись совершенно иначе, чем с Пальчинским. Вступились неведомые покровители, его участие в оппозиционных собраниях замяли и быстро освободили без всяких последствий.
Что же касается вредительства, то оно шло вовсю! Но не в форме мелких аварий на предприятиях. Оно осуществлялось куда более масштабно. Годы «большого скачка» во многих отношениях стали прямым продолжением революционных бедствий России. Коллективизация была действительно нужной. Но на уровне исполнителей, передаточных звеньев, подправлялись цифры, нагнеталась штурмовщина, требовалось повысить темпы. «Раскулачиванием» взялись дирижировать не партийные органы, а ОГПУ. Рассылали на места «контрольные» цифры — какое количество требуется выслать, отправить в лагеря.