— Тише вы, черти, тише!
Как терпел он и держался до сих пор, никому не показывая своей боли, одному ему и известно. И Слободкин такой же — весь в бинтах, как в пулеметных лентах, а марку держит.
Обидно, конечно, но ничего не поделаешь, недолго довелось Слободкину и Кузе участвовать в общем торжестве. Попали они в руки врачей.
Старшину Брагу тоже увели на перевязку, но он скоро опять появился в роте. Бегал, как всегда, хлопотал, проверял наличный состав. Когда была подана команда первой роте строиться, Брага уже все знал, вывел свой дебет-кредит.
Построились, по порядку номеров рассчитались. В полной тишине старшина доложил Поборцеву точно по уставу:
— Товарищ старший лейтенант, по вашему приказанию рота построена. В строю находятся…
Врачи разлучили Кузю и Слободкина. В лесу стояло несколько тщательно замаскированных палаток. Над ними витал резкий запах лекарств. Медики пустили в ход все свои зелья, лишь бы побыстрее вернуть в строй раненых, перераненных, отравившихся всякой всячиной, просто ослабевших.
Слободкин оказался в палатке один. Как только ему сделали перевязку, он почувствовал усталость, с которой уже не мог справиться.
«Не вставать, не ходить…» — это к нему относится или нет? Скорей всего, не к нему, а может быть…
С этой мыслью он и уснул. Спал долго, наверно, целые сутки или даже больше. Проснулся от разговора двух людей. Прислушался. Ну, конечно же, дружка его хриповатый глас! Где-то совсем рядом, за колеблемой ветром стенкой палатки, кто-то, скорей всего врач, строго допрашивал Кузю:
— Вы сколько дней без врачебной помощи?
— Не знаю.
— Не знаете? Тогда я вам скажу. Три недели у вас осколок в мышце ноги, минимум! С этим не шутят. Что с вами делать прикажете?
— Осколок достать, доктор, меня отпустить…
Слободкин решил идти на выручку другу. Поднялся, добрел до соседней палатки, присел перед входом на корточки. Из-за спины доктора на него смотрели глубоко ввалившиеся потускневшие глаза. Кузи. Тот увидел приятеля, сделал движение, чтобы подняться, но смог только улыбнуться: руки врача властно легли на его плечи.
Врач обернулся, строго поглядел на Слободкина. Кузя незаметно подал знак: отчаливай, мол, но ненадолго, конечно, сам понимаешь.
Пришлось Слободкину отступить, а через час снова сделать попытку увидеться с Кузей. На этот раз возле Кузиной палатки нос к носу встретился с Инной Кашпай.
— Надо же такому случиться! — воскликнул Сергей. — Все-таки, значит, прямиком в ваши драгоценные ручки? Ну, как он?
— Это вы с дружком поговорите, — сказала Инна.
— А врач?
— Врач записал: две недели постельного режима, и то с учетом военного времени, а вообще-то… Но вы лучше скажите, что задумали? Пришли обсуждать план совместного побега, признавайтесь? Я подниму сейчас крик на всю Белоруссию…
— Боже упаси! Откуда вы взяли?
Оттеснив Инну, Слободкин прошмыгнул в палатку к Кузе.
— Ну, как ты тут?
— Нормально. Вот лекарства, вот склад металлолома. — Кузя скосил глаза в сторону белой тряпицы, на которой лежало несколько осколков, похожих на антрацит.
— Значит, была операция?
— И ты туда же? «Операция, операция»! Да они сами из меня повылазили.
— Не верьте ему, — вмешалась Инна, — такие операции в нормальных условиях под общим наркозом проводят.
— Ну вот, теперь пошел разговор об условиях! Сказали бы лучше, что слышно? Самолеты есть?
— «Самолеты-самолеты»! — снова перебила Кузю Инна. — Вы же ранбольной, понимаете? Теперь уже по-настоящему, не как там.
— Самолеты есть? — повторил свой вопрос Кузя.
— Есть, — ответил Слободкин.
— Честно?
— За кого ты меня принимаешь?
— Тогда сегодня.
— Куда ты торопишься? Еще не все из леса вышли. Полежи денек-другой, все образуется, тогда и решим.
Слободкин поймал себя на мысли, что оба они действительно ни дать ни взять самые настоящие заговорщики. Инна, раскрыв рот, слушала и только всплескивала руками:
— Вы с ума сошли! Совершенно сошли с ума!..
Кузя не обращал на нее никакого внимания. Его сейчас интересовали самолеты, и только они одни.
Инна вышла из палатки, друзья остались вдвоем. Кузя немедленно перешел на шепот:
— Ты не подумай, что я шучу. Сегодня же ночью меня здесь не будет.
— Кузя, ты же взрослый человек.
— Мое слово твердое, ты знаешь. Не затем я сюда
пробивался, чтобы в госпиталях отлеживаться.