— Откуда такая команда?
— Из медсанбата, товарищ старший лейтенант, — за двоих доложил Кузя.
— Кто разрешил?
Все присутствовавшие при этой сцене притихли, ждали, что скажет Кузя. А он посмотрел на стоявших вокруг товарищей, на Слободкина и опять за двоих ответил:
— Никто не разрешил, товарищ старший лейтенант.
— А как же?
— Сбежали…
— Что, что?..
— Сбежали, товарищ старший лейтенант.
— Вы это серьезно?
Слободкин сделал шаг и встал рядом с Кузей:
— Мы легкораненые, товарищ старший лейтенант…
— Вы отвечайте на вопрос. Сбежали?
— Сбежали.
Поборцев только руками развел. Потом вдруг так же неожиданно и так же подкупающе откровенно сказал:
— Ну что ж, понять вас, по совести говоря, можно.
Так Кузя и Слободкин снова вернулись в свою роту. А рота готовилась к боевым действиям «по специальности». Ребята совсем воспрянули духом, когда поняли, что опять становятся парашютистами Правда, выброски массовых десантов пока не предвиделось, но зато небольшие группы для выполнения особых заданий срочно формировались и приводились в полную боевую готовность. Конечно, массовое десантирование, к которому парашютисты так тщательно готовились в мирное время, устроило бы их гораздо больше, это было бы настоящее дело, но обстановка на фронте пока подсказывала другие формы борьбы с врагом.
Поборцев объяснил подробно, чем это вызвано, и все его хорошо поняли. А потом старшина от себя кое-что добавил:
— Мы и над Берлином дернем еще колечко. А покуда — дрибнесенько!
Как откапывал он такие слова в своем украинском языке, ребята не знали, но какое бы слово ни молвил, любое было понятно без всяких дополнительных объяснений.
И так — дрибнесенько. Но и это совсем неплохо, кто понимает. Представить только: группа в составе трех человек получает задание — выброситься в районе Гомеля, взорвать мост, по которому днем и ночью идут немецкие войска!
А в группе — Брага, Кузя, Слободкин. Хорошая группа? Прекрасная. Таких групп создается много. У каждой свой маршрут, свое задание.
Но до того как лететь, всем дается общий отдых — три дня.
— Три дня и три ночи, — уточняет Брага. — Жаль, нет моря под боком — целый отпуск бы получился.
И, обращаясь непосредственно к Кузе, говорит:
— Везет тебе, Кузнецов: из отпуска в отпуск! Недавно в Москве побывал, теперь — снова.
Недавно? Услышав это, Кузя задумывается. Действительно, вроде бы не так уж много времени прошло с тех пор, как он мерил шагами улицы и переулки Москвы, выполняя поручения товарищей, а сколько воды утекло, сколько событий! Сколько протопано в сторону от границы, в глубь нашей земли! Сколько горя встречено! И конца не видно еще…
Старшина становится вдруг сердитым.
— Все-таки тот немец прав был: слишком быстро мы отступаем, слишком легко города сдаем.
— Мы с вами ни одного города не сдали, товарищ старшина, — поправляет Слободкин.
— А Песковичи?
— Спалил их немец.
— Было б все в порядке, так не спалил бы. И мы не ползали б по лесам, как комашки.
— Мы тут все-таки ни при чем.
— Одни ни при чем, другие ни при чем. Кто при чем-то? Просто зло берет — сколько мы отмахали.
— Но мы ведь не виноваты Так сложилось. Теперь на самолеты сядем и — в бой.
— Все равно душа болит. Болит, понимаешь?
Старшина хотел еще что-то сказать, но только вздохнул.
Умолк и Слободкин, потом его кто-то окликнул, он ушел.
В этот момент где-то коротко, но отчетливо буркнул орудийный гром и тут же замер. Старшина насторожился.
— Наши или нет?
— Одно из двух, товарищ старшина, — отозвался Кузя, до сих пор мрачно молчавший.
— Вот за что я тебя и люблю, Кузя: муторно на душе, на фронте еще хуже, а ты настроения не теряешь.
— Не теряю, товарищ старшина. Настроение — это как город: потеряешь — вернешь не скоро.
— Я же говорю, молодец! — улыбнулся Брага, но видно было: нынче он все-таки сам не свой. — Настроение солдата — это на фронте все.
Старшина достал кисет, развязал, протянул Кузе:
— Завернем?
И опять Кузя почувствовал: болит душа у старшины. Болит не только сегодня, и вчера, и позавчера болела, но он обычно не показывает этого на людях, а вот сегодня не в силах совладать с собой.
— Товарищ старшина, а у вас что-то случилось?
— Чего там! Одна у нас всех боль, а еще вот…
— А еще?
— Письмо получить бы из дому…
Кузя посмотрел на старшину. Брага такой же, в сущности, человек, как и все в роте. Только некогда ему о себе подумать. Неизвестно было даже, есть ли у него семья, есть ли дом? Оказывается, дом есть. При этом слове Кузя задумался: «есть» или «был»? Брага ведь с Украины родом, а Украина, как и Белоруссия, уже давно вся в огне. Спросить? Или не надо? Не надо, решает Кузя. Зачем? Если нужно, Брага сам скажет.