Начальник рассказал Слободкину, как эвакуировались из Москвы в самое трудное время середины октября. Как под бомбежками везли людей и уникальное оборудование. Как прибыли сюда, как вместо готовых корпусов нашли только кирпичные стены — без окон, без дверей, без крыш. Как строили бараки и землянки, торопились скорей наладить производство.
— Завод наш много значит в войне. Без приборов все — и самолеты, и танки, и корабли — слепые котята. Впрочем, ты сам из авиации, понимаешь это прекрасно. С каких прыгал?
— С Тэ-бэ-третьих.
— На них наши автопилоты стоят.
— Знаю.
— Знаешь, что именно наши?!.
— Нет, что автопилоты, знаю.
— Ну и как? не прибор — сказка!
— Когда нам первый раз показали, не сообразили
даже, что к чему.
— Потом?
— Потом видим, головастая штука.
Начальник встал из-за стола, решительно направился к шкафу, извлек оттуда распиленный наискось высокий черно-белый дюралевый ящик.
— Вот модель, полюбуйся. Вся премудрость в нем. Про гироскопический эффект смекаешь?
— Самую малость.
— Но все-таки маракуешь, по глазам вижу.
— Я же из десанта…
— То-то. Пошлю тебя в самый ответственный цех — в девятый. Согласен?
— Мне все равно, — почему-то смутился Слободкин.
— Как это все равно? Ты ясно говори, согласен или нет?
— А девятый — это какой?
— Контрольный. Он за все отвечает.
— Но я ведь токарь, а не мастер ОТК.
— Там всем работа найдется. Я тоже не такелажник, а руки, видишь, не заживают.
Начальник поднял трубку телефона и, пока набирал номер, продолжал разговор со Слободкиным.
— Сейчас я тебя на довольствие поставлю и койку в бараке организую. Завтра с утра — приступай. У нас под конец месяца самая запарка. Алло, алло! Комендант? Товарищ Устименко, сейчас к вам новое пополнение явится, устройте. Как — не можете? Вы меня плохо слышите? Это Савватеев говорит. Да, Савватеев. Фамилия товарища Слободкин. Он фронтовик, так что как следует, ясно?
Что такое «как следует» — Слободкин узнал позднее, а сейчас по измерзшему, уставшему телу его пробежала согревающая волна предчувствий чего-то необыкновенного, уютного, давно не виданного.
От начальника отдела кадров Слободкин направился к Устименко.
— Тю! Так же ж мени б сразу и казалы! Кавалэрия! Давай пять! — воскликнул комендант, увидев перед собой бойца в длиннополой шинели.
Слободкин улыбнулся, протянул руку:
— Только я не кавалерист — пехотинец. Правда, воздушный.
— Да?.. Десант? А шинэлка?
— Это в госпитале меня так обрядили.
— Впрочем, все одно. И десант пехота, и кавалэрия тоже пехота, тильки ей казалы: «По коням!»
Устименко засмеялся — громко, раскатисто, как, наверно, смеялся где-то там, на своей Украине, и еще не успел разучиться.
— С вами не пропадешь, — сказал Слободкин.
— А зачем пропадать? Живы будемо — не помрем! Вот тильки вопрос, будемо ли живы!
Когда Слободкин ввернул в разговоре какое-то украинское словечко, Устименко просиял:
— Хлопчик! Размовляешь на ридной мове?!.
Пришлось Слободкину еще раз разочаровать Устименко:
— Старшина у нас был с Полтавщины. От него вся рота научилась.
— А писни не можешь спивать? Ой, хлопец, хлопец, душа моя стоне без писни. Без хлибу могу. Даже без горилки проживу, если недолго. А без нее вот тут сосет, — он положил руку на грудь и вздохнул.
Устименко показался Слободкину чем-то похожим на старшину Брагу. Чувствовалось, что коменданту тоже пришлось по сердцу новое пополнение — хоть и не кавалерист и не украинец, а парень свой, вот только пристроить его некуда: в бараках так тесно, что ни одной койки больше не втиснешь.
— Могу положить тебя пока в конторе. Не возражаешь?
— В конторе так в конторе, — ответил Слободкин.
Устименко спросил:
— Ты с мылом КА имел дело?
— Первый раз слышу.
— Тебе с дороги треба в баню сходить. Десяток минут попаришься — целые сутки человеком себя чувствуешь.
Слободкина не пришлось долго упрашивать, тем более что Устименко вручил ему кусок этого самого мыла.
— Помоемся вместе. Миномет, а не мыло! Любую тварь — наповал, тильки глаза береги! А обмундирование — в дезкамеру. Через пивчаса ридна маты тебя не узнае.
Слова эти обернулись такой горькой правдой, какую и сам Устименко не имел в виду. Помылись, стали одеваться и тут обнаружили, что отличная, комсоставская шапка Слободкина превратилась в дезкамере в бесформенный съежившийся клубок кожи и меха и не пожелала налезать на голову…