Нехороший магазин, опасный. Скорее всего там ”пихнуть” могут. Народ там неснисходительный, из ближайших домов завода резиновых изделий народ. Но тамбовский окорочок двести граммов Авдотьюшка именно там добыла. Полмесяца назад это приятное происшествие случилось. Однако, авось опять повезет. А пихнут, падать надо умеючи, не так, как Мартыновна. До сих пор в больнице лежит. Полезла к прилавку, а там продотряд пригородных, прибывших на автобусе.
Подобные автобусы в большом количестве направляются местными фабрично-заводскими комитетами из подмосковных городов для ознакомительных экскурсий с культурными объектами столицы: "Третьяковская галерея”, достопримечательности Кремля, Большой театр... Народ приезжает крепкий, широкоплечий, или юркий, хитрый. И до зубов тарой вооруженный. Организованный народ. Но о культурных экскурсиях сообщим по ходу...
Время уже на будильнике позднее. Вот-вот откроются продовольственные объекты, и начнется у Авдотьюшки рабочий день. Собрала Авдотьюшка кошелочку, яблочко припасла пососать, валидольчик для спасения, перекрестилась, пошла...
Зашла в ”наш” и сразу в горячее дело попала — кур дают... Да не мороженных, каменных, а охлажденных и полупотрошенных... Как бы курочку Авдотьюшке. Стара уже Авдотьюшка, острого организм не принимает. Огурчика-помидорчика солененького съест — так рыгает, так рыгает...
Намедни побаловалась помидорчиком солененьким с картошечкой. Вышла подышать. Ноги старые быстро устали. Села на скамеечку. А рядом молодые, он да она, сидят шепчутся — оговариваются и в промежутках целуются. Он ее поцелует, Авдотьюшка рыгнет. Он снова, и Авдотьюшка опять. Он подходит и шепотом.
— Уйди, старая, а то последний зуб выбью.
”Ух, ух — напужал Авдотьюшку, уф, уф”.
Но Авдотьюшка не пужливая.
— Я по закону организма рыгаю, — говорит, — а ты против закона общества фулиганишь! Сейчас мильцинера позову...
Сильна Авдотьюшка, сильна. Социализм ее права ограждает, старость бережет. Молодежь доцеловываться на другую скамейку ушла, а Авдотьюшка здесь свое дорыгала помидорчиком.
Хорош помидорчик-огурчик, да сердит. А бульончик старые косточки пожалеет, погладит. От куриного мясца голова не тяжелая и поноса нету. Как бы курочку Авдотьюшке, чтоб силы поддержать, не уступить прежде времени место в жизни наглой молодежи.
Пригляделась Авдотьюшка опытным глазом. Очередь хоть и большая, да мирная, вялая, народ говяжий стоит. Лицо — затылок, лицо — затылок... Пошла потихоньку Авдотьюшка, пробирается и к курам приглядывается с любовью. ”Цып, цып, цып, — про себя приговаривает старая лисица-сестрица Авдотьюшка, — поем курятинки, поем. Народ говяжий, шуметь не станет. Объем народец на одну курочку”. Вот он, курятник на прилавке. Которую курочку цап-царап Авдотьюшка? Которая в кошелочку ляжет?
Да вдруг беда... Беда-злосчастье — слепая идет... Авдотьюшка слепую эту знала и избегала в своей борьбе за продовольствие. Слепая эта была женщина средних лет или даже ниже средних лет, и лицо имела обычное, говяжье, из очередей. Но имела привилегию, не видела окружающую действительность и гордилась этим перед народом, словно она депутат или герой Союза. Придет, сразу вперед лезет, толкается, на народ сердито кричит. Если бы попросила или хотя бы молча подошла, народ бы смолчал. Но идет специально свое превосходство и привилегию показать и набирает много.
— Сколько надо, столько и беру, — кричит, — и еще если слепой придет, возьмет по закону сколько надо, а вы, зрячие, здесь стойте до охренения.
Кричит и гребет курицы с прилавка... На весы и к себе, на весы и к себе... В руках не кошелочка, рюкзак... Руки крепкие, жилистые... Волчица... И ту курочку сгребла, которую Авдотьюшка себе приглядела. Разозлилась Авдотьюшка, забыла, что сама не в очереди.
— Не по закону, — кричит, — не по закону.
Заволновалась и очередь. Мирная-то она мирная, да ведь кастрюли, миски, ложки за спиной — семья. Задние зашумели — не достанется, и передним обидно — два часа в духоте на ногах.
— Не положено, — кричат, — пусть слепым, кривым, глухим отдельный магазин организуют.
А слепая волчица с очередью скандалит.
— Ты сама такая, — кричит.
— Не такая, а такой, — отвечают ей.
Глазами не видит, а когда очередь шумит, мужской голос от женского не всегда отличишь.
— Дура, — кричит.
— Это ты дура, — отвечают ей, — а я дурак, раз третий час на ногах стою.
Сама Авдотьюшка виновата. Не закричала бы, может и очередь смолчала бы... Ох, беда-злосчасть... К такой очереди не подступишься, не выпросишь у такой очереди курочку... Да и слепая волчица слишком много награбила... Ушла с пустой кошелочкой Авдотьюшка. С горя в булочную зайти забыла, сразу зашла в большой магазин.