Первым показывается его автобус, и меня тут же кидает в пот. Я суетливо пробую закурить снова, но Шурка отнимает у меня сигарету и… на глазах у всех!.. обнимает, улыбаясь в моё оглохшее ухо — так страшно гудит внутри меня переполненная отчаянием кровь.
— Сегодня я тебя «гуляю», идет?
Я тупо киваю и, не выдержав, начинаю «вилять хвостом» по всем правилам собачьей науки — жизнерадостно и неистово, повизгивая от невыразимого счастья.
Но спрашиваю ворчливо:
— Адрес не забудешь?
— Глупый… — Шурка проводит ладонью по моей спине. — До вечера? В шесть ты уже вернешься?
— В шесть… — Я не могу продолжить, потому что… не могу.
Шурка исчезает в дверях. Автобус трогается с места.
Сказать, что я совершенно спокоен и во всём уверен — беспардонно соврать. Я по-прежнему трепещу от страха, что никогда больше его не увижу.
*
Мы носились по квартире, как два урагана, наталкиваясь друг на друга, смеясь и чертыхаясь. Шурка обхватил меня локтем за шею и, притиснув к себе, пророкотал:
— Маленькая неугомонная сучка, из-за тебя я снова опаздываю, а я не опаздываю никогда!
И поцеловал взасос.
Это я неугомонная сучка?! Мне это нравится! А кто навалился на меня своими костями и чуть душу не вытряс?! Господи, как же с ним хорошо!
Мы глотали кофе на ходу, на ходу застегивали штаны. Никогда я не был таким опасно счастливым.
До шести часов ещё целая вечность!
Но надо взять себя в руки. Я же почти невменяем! То улыбаюсь, как идиот, то испуганно оглядываюсь, потому что померещилось вдруг, что промелькнувшая мимо долговязая тень — это мой Шурка. Выкурил уже больше полпачки, хотя обычно мне хватало пяти сигарет в день.
Михель смотрел понимающе, тщательно пряча пожирающее его любопытство. Наконец, он не выдержал.
— Ну и как?
— Что — как?
— Дэн, не дури! Ты же видишь, что я уже на взводе.
Я рассмеялся, но, по-моему, как-то очень уж истерично, потому что глаза Мишки испуганно моргнули.
— Всё хорошо, — успокоил я друга. — Мы… вместе. Кажется.
— Уф, — выдохнул он. — Чего же ты бесишься?
— А я бешусь?
— Ничего себе! — хлопнул Мишка себя по бедрам. — Да ты того и гляди головой о стены биться начнешь!
— Мишка, — признался я, — я до чертиков боюсь, что он не придет. Подыхаю от страха! И он снова не дал мне свой номер.
— Хм… — Мишка скривил губы. — Может, забыл? Затрахал ты его, наверное, дружище! — ухмыльнулся он.
— Кто кого ещё затрахал, — буркнул я, и внизу живота сразу же завозилась откровенная, беспощадная похоть — Шурка меня и в самом деле с утра затрахал, и вспоминать об этом было мучительно сладко.
— Не переживай, — успокоил меня Михель. — Никуда он не денется. А парень-то просто отпад. Я таких только в кино видел. Хотя описал мне его ты совсем по-другому.
Я и сам ни черта не понимал.
*
Ровно в шесть раздался звонок, и я понесся к дверям сумасшедшей торпедой. К тому времени я уже жалобно подвывал, перебегая от одного окна к другому.
Шурка стоял в дверях, нагруженный пакетами, как Дед мороз, и улыбался.
— Я же сказал, что никогда не опаздываю.
Все разработанные мною планы встречи вспыхнули и рассыпались легким пеплом от одного только его взгляда. Я хотел галантно пропустить Шурку в квартиру (если, конечно, Шурка придет), спокойно и вежливо поинтересоваться, как прошел его день, предложить присесть и так далее.
Вместо этого я вцепился в него мертвой хваткой, потащил за собой, а он только хмыкал от удовольствия.
— Дэн… Пакеты порвутся… Остановись…
Но я не мог остановиться. Псина захлебывалась счастьем и тыкалась мокрым носом в любимую шею.
Шурка сдался. Опустил пакеты на пол и прижал меня к себе, мгновенно задрожав и глубоко втянув ноздрями запах моих волос.
— Дэн… Соскучился — не могу.
Его губы лишали меня рассудка и воли. Его бесстыдные руки вызывали во мне желание рабски пресмыкаться и ползать у его ног. Я принадлежал этому загадочному человеку полностью — каждым клочком моей кожи, каждым наполненным любовью кровеносным сосудом.
Я любил его до самозабвения.
Он отстранился.
— Мороженое растает.
— Мороженое? — Я смотрел на него, как дебил: что такое мороженое?!
— Ага, — слабо улыбнулся Шурка и попроси: — Давай пировать.
*
Добрую половину принесенных Шуркой вкусностей я не только не пробовал, но даже ни разу не видел. Он «гулял» меня очень щедро.
— Ты, что ли, Корейко? — Я сыто отвалился от стола.
— Какая корейка? — непонимающе уставился Шурка.
— Что значит — какая? Не какая, а какой. «Золотой теленок»…
— Теленок? — Шурка явно не притворялся.
— Ты что, не читал Ильфа и Петрова? — с сомнением спросил я.
— Что-то знакомое.
— Ну, ты даешь! Остап Бендер, Киса…
— Это роман?
— Да. Знаменитый, причем.
— Дэн, романов я не читаю. Почти. Меня больше привлекает научная литература.
Я изумленно уставился на любимого Шурку.
— Брось. Тебе двадцать лет. Какая ещё научная литература?!
— Разная. Медицинская, например. Химия тоже очень привлекает. Да мало ли…
— Пф, — выдохнул я. — Ты полон сюрпризов.
Меня давно подмывало спросить, и сейчас было самое время:
— Скажи, а те ребята из электрички…
— Что? — взгляд Шурки пронзал насквозь.
— Ну… — Я решил идти до конца. — Они явно не учатся в твоем в университете.
Надеюсь, Шурка оценил мою деликатность. Я не назвал его странных приятелей сбродом, которым они мне и показались.
— Нет, не учатся. Ну и что? — Шурка продолжал пытать меня своими глазами.
— Да нет, ничего. Просто странно: ты и они…
— Не суди по внешности, Дэн, — жестко оборвал меня Шурка. — Они нормальные ребята. Да, им немного не хватает образования… Кстати, Гришка учится в строительном техникуме, мечтает стать архитектором. И пашет по ночам в Хосписе. А то, что выглядят они не слишком шикарно… Так и я был не в этих тряпках, что сейчас на мне, но это не помешало тебе потерять голову. А матерюсь я похлеще их всех вместе взятых. Ты вообще-то знаешь, что я очень-очень грубый?
Я до смерти боялся, что Шурка обидится. Но он улыбнулся и разлил остатки вина.
— Я ответил на твой вопрос?
— Да. Отчасти. Просто немного странно.
— Дэн, у меня много знакомых, и все они очень разные. Ничего странного.
— Я не об этом. Твой вид… Тогда…
Шурка скривился.
— А вот это — ужасная глупость. Иногда меня заносит. Потом очень жалею.
— Перед кем ты выпендривался?
— Да так… — Шурка определенно не хотел отвечать. — Это не важно. Говорю же — глупость. Забудь.
Ага, забудь…
Все твои чертовы тайны, от которых сосет под ложечкой. Вот ты — со мной. Сидишь напротив в мягком кашемировом джемпере, в уголок которого тонкой цепочкой стекают родинки, бешено зацелованные мною ночью, а я по-прежнему ничего о тебе не знаю. Даже номера телефона.
— Живи у меня, Шурка.
Я словно бросился в пропасть — так колотилось у меня сердце. Не раздумывая, я предложил ему это, потому что даже секунда раздумий сковала бы мой язык.
— Нет. — Он тоже ответил, не раздумывая. Сразил наповал. Пробил в сердце гигантскую дыру.
— Почему? — Я пытался не замечать пробоины и дышать. — Я один.
— Мне есть, где жить.
Я вдруг психанул. Да пошел ты, Шурка, со своими недосказанностями! Неужели нельзя по-человечески отказать?!
— Я не угол тебе сдаю, — взглянул я на него исподлобья.
— Не злись, Дэн, — миролюбиво попросил Шурка. — Я, правда, не могу.
— Как знаешь, — пожал я плечами. — Моё дело — предложить.
— Не хочу привыкать к хорошему, — добавил он. — И зависеть от тебя не хочу. Но я буду часто приходить. Правда.