Мучимая приступами то лихорадки, то озноба, почти не чувствуя раненой и контуженой ноги, перебиралась она из телеги в повозку, из повозки — в кибитку, а за Казанью — в сани, потому что там уже лежал снег. Как никогда раньше, хотелось ей очутиться дома, закрыть двери в своей комнате с книжными полками и никого не видеть день, два, три. Хорошо, если бы по какому-нибудь чуду её сын Иван, живущий в Петербурге, встретил бы её в Сарапуле на пороге отцовского дома. Наверное, она подняла бы его на руки, прижала к сердцу и долго плакала бы.
Андрею Васильевичу Надежда сказала, что приехала к нему отогреться, что из армии её отпустил сам генерал-фельдмаршал его светлость князь Голенищев-Кутузов. Городничий, изучив курьерскую подорожную дочери, с важностью занёс все эти сведения в журнал регистрации и отправил вятскому губернатору рапорт, что в город Сарапул, его управлению вверенный, прибыл из армии для излечения от ран Литовского уланского полка поручик Александров.
На сей раз в Сарапуле жилось ей почему-то легче. Может быть, местное общество привыкло к той сенсации, что старшая дочь городничего — офицер. Может быть, русское оружие, гремевшее теперь не во льдах Финляндии и не в степях Молдавии, а гораздо ближе — на полях под Смоленском и Москвой, одарило её блеском своей славы, придав в глазах здешних обывателей глубокий смысл её поступку.
Почтительно приветствовали сарапульцы поручика Александрова, израненного на войне с французами, когда в чёрной треугольной шляпе и зимней шинели с бобровым воротником стал он выходить, тяжело опираясь на трость, на свои ежедневные прогулки к Старцевой горе. В дом Дуровых по четвергам приезжали все первые лица города: судья, уездный казначей, капитан инвалидной команды, богатый помещик Михайлов — и вместо партии в вист слушали её рассказы. Надев свой старый гусарский сюртук без эполет, Надежда, как равная, сидела в их мужской компании и повествовала об исторических событиях, где сама участвовала, — о Бородинской битве, оставлении Москвы, Тарутинском марш-манёвре.
Но в один из ноябрьских дней, стоя на берегу Камы, скованной льдом, она увидела начало метели. Мгновенно небо почернело, у ног её закрутилась позёмка, ветер с завыванием ударил в лицо. Совершенно ясно и отчётливо Надежда услышала вдруг голос сына. Он звал её. Ещё какое-то слово разобрала она в гуле приближающейся бури: то ли «иду», то ли «уйду».
Осыпанная снегом, добралась она до старого их дома на Владимирской улице и вечером сказала отцу, что завтра уезжает. Он переполошился: «Куда? Зачем? Ведь отпуск у тебя до декабря...»
— Поеду в Санкт-Петербург, любезный батюшка. Хочу повидать Ваню. Скучаю по нему, сил нет. Сердце изболелось... — Надежда решила пока не говорить ему о мистическом своём видении, чтобы не напугать старого человека.
Однако Николай Васильевич Дуров, увидев племянницу на пороге своей квартиры на Сенной площади, нисколько не удивился. Он был суеверным, верил в приметы, сны и мощь колдовского зелья. Он только мрачно сказал Надежде, что две недели назад отправил в Сарапул письмо о происшествии с Ваней и с тех пор в утренних молитвах просил Господа Бога послать родственников ему на помощь.
— Что случилось, дядя? — Надежда, не чуя под собою ног, опустилась на сундук, стоявший в прихожей.
— Твой сын убежал из Военно-сиротского дома.
— Как это убежал? Куда?
— На войну убежал. Куда же ещё...
— Боже мой! — Она швырнула свою строевую шапку в угол. — Планида, что ли, у нас, у Дуровых, такая?! Беглецы мы...
— Вот-вот, — произнёс дядя сурово. — Сама подумай, каково твоему отцу было, когда ты из дома на Алкиде ускакала...
— Постойте, а откуда вы знаете, что он убежал на войну? Может, он вообще... просто потерялся?
— Поймали их.
— Кого «их»? Дядя, не томите, рассказывайте все!
Пока Надежда снимала шинель, расстёгивала портупею с саблей, Николай Васильевич поведал о том, как несколько воспитанников Императорского военно-сиротского дома решили убежать в армию, записаться барабанщиками в пехотные полки и сражаться с французами. Собрав сухарей, они действительно ушли из Петербурга, но через четыре дня их обнаружили на станции Бологое. Тем временем Ваня и его лучший друг Филипп провалились в какой-то ручей и заболели, потому что с мокрыми ногами...
— Всё ясно! — Надежда перебила дядю Николая. — Где он сейчас?