Да, она осуществила свою мечту. Переломила судьбу, и самодержец всероссийский Александр I, поколебавшись, всё-таки благословил её на поприще для женщины той эпохи небывалое — уход из семьи ради государственной службы. Первой из россиянок заслужила она своими подвигами военную награду, чин офицера и... пожизненную пенсию. То есть была совершенно независима от мужчин — своего отца, мужа, брата, — и это обстоятельство никак не вязалось с законами Российской империи. Как писаными, так и неписаными.
Наверное, цена её свободы была невыносимо велика. Вот это и есть главная тайна Надежды Андреевны. Говорить о ней она никогда не хотела. Возможно, думала, что сверстникам романтического XIX столетия будут скучны дословные исповеди неординарного человека, опередившего своё время, и что, дожив почти до его середины, всё ещё желают они читать лишь возвышенные истории о самих себе...
Нам же, обитателям другого мира, нужны абсолютно все факты и свидетельства. Потому много лет собирала я газетные и журнальные публикации о женщинах на войне, читала и перечитывала книги Дуровой. Но наиболее плодотворными были два последних года, когда появилась возможность изучать материалы Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА). Постепенно «белые пятна» в биографии Надежды Андреевны исчезли, разрозненные сведения связались воедино, и новый образ ожил. Получился роман. В нём, как водится, есть авторский домысел. Но может быть, не больший, чем в «Кавалерист-девице», «Игре Судьбы, или Противозаконной любви», в романе «Гудишки», в повестях «Граф Маврицкий», «Людгарда», «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения» и других произведениях этой удивительной женщины...
Часть первая
ЧИНОВНИЦА ЧЕРНОВА
1. СЫН
И вот вносят на белой атласной полушке,
пышно убранной дорогими блондами,
прекраснейшее дитя, какое можно себе
представить. Все в свете амуры должны
были уступить ему! Никакое перо не могло
бы в точности описать белизны, полноты,
пленительности форм, нежности, восхищающих
черт лица этого маленького ангела...
С дюжиной валдайских колокольчиков под дугой, на тройке вятских, саврасой масти, лошадок, в расписных санях ехал домой Василий Чернов, чиновник 14-го класса. Он возвращался в Сарапул из Камбарки, где на рождественские вакации гостил у двоюродного брата. Повод для встречи был. Кузен вернул ему деньги, взятые в долг ещё в конце 1801 года под залоговое письмо, но без процентов.
Поначалу с ним в поездку к родственникам собиралась и жена Надежда, да лекарь отсоветовал. Путь лежал неблизкий, а супруга Чернова была на сносях. Ждали они своего первенца, и потому Василий думал сейчас о молодой жене: как она там?
Лошадки бежали по накатанному тракту быстро. За полчаса выходило вёрст четырнадцать, не менее. Но Чернов всё равно изредка постукивал концом своей трости в широкую спину кучера: «Шевелись, братец. Вожжи не опускай!» Тот, не оборачиваясь к барину, щёлкал кнутом. «Вятки» прибавляли ходу, но потом опять сбивались на свой обычный аллюр.
Василий решил ехать не к себе, в дом у Покровской церкви, а прямо к тестю, на улицу Владимирскую. Жену он отвёз туда перед поездкой в Камбарку, чтобы была под присмотром. У Андрея Васильевича Дурова полно женской прислуги, да и тёща тоже там, вернулась недавно от своей родни в Полтавской губернии. Как будто тревожиться не о чем, все Надежде помогут. Но ведь это первые роды, и лекарь Вишневский предупредил его, что случиться может всякое.
Дворовый человек Дуровых Пётр Васильев открыл ему ворота усадьбы. Он сразу сказал, что барин вовремя приехал, так как сегодня в полдень у молодой барыни начались родовые схватки, и здесь уже давно находится повивальная бабка, а час назад прибыл и лекарь.
Чернов распорядился отнести в дом тестя подарки от деревенских родственников и отпустил кучера. В прихожей он сбросил на руки лакея форменную шинель и вошёл в зал. Ускорить шаги его заставил приглушённый крик. Кричала Надежда. Хотя её уложили рожать в самой дальней комнате, этот крик, исполненный боли и страха, разнёсся по всему первому этажу.