Спустившись по трапу, церковник прошел к уже ожидавшему его кэбу.
– Твердыня инквизиции, – на всякий случай Бенедикт уточнил наверняка уже известный извозчику адрес.
Кучер кивнул. Щелчок поводьев пустил лошадей трусцой. Застучали по булыжникам мостовой копыта. Со скрипом запрыгали по брусчатке деревянные колеса. Экипаж покатился мимо спешащих по своим делам, богато одетых горожан. Мимо стремящихся ввысь зданий с изысканными барельефами и изящными балконами. Мимо величественных скульптур и сверкающих в солнечном свете фонтанов. Мимо узких улочек, забитых объедками и отребьем.
Путь не занял много времени. Вскорости, после очередного поворота, они оказались перед высоким зданием с внушительных размеров триединым кругом на вершине. Выкованные из дюрантия кольцо и три линии, сходящиеся в его центре. Символ стойкости веры и инквизиции. А еще – отличный способ пустить пыль в глаза народу. Несокрушимый металл стоил ой как недешево и прекрасно добавлял веса и значимости чему угодно.
Рядом скромно приткнулся храм Суасо. Лазурная черепица, скрещенные меч и молния над тяжеловесными дверьми. Очередь у входа. Повелитель бурь и штормов в Хофском альянсе традиционно почитался больше, чем остальные члены Троицы. Неудивительно, что именно его храм стоял на центральной площади столицы.
Бенедикт вышел из кэба и бросил извозчику серебряную марку. Вечно в этих ваших столицах какие-то грабительские цены… Церковник с интересом посмотрел на толпу простолюдинов, что переминалась перед наскоро сколоченной сценой в ожидании начала спектакля. Несмолкающий дробящийся гул. Резкий запах. Не лучшая атмосфера для драматургии…
Уличные постановки отличались от пьес, что развлекали знать и Дворян в звонких залах театров. Бродячие лицедеи больше напоминали не актеров, играющих роли, а марионеток во власти голоса ведущего. Они и реплик-то не произносили… А порой даже надевали маски. Судя по всему, представление будет посвящено Войне Опустошения. Банально, конечно... Хотя, что еще прикажете играть под бдительными взорами твердыни инквизиции и храма Суасо? Разумеется, историю на религиозную тематику.
Бенедикт подошел поближе. Начало спектакля сильно напоминало свадебную церемонию: из облака пара появляются несколько человек, символизируя рождение богов из Пелены. Только тут вместо жениха и невесты из-за завесы поочередно выходили лицедеи в характерных нарядах.
Первой на сцену ступила девушка в платье цвета облаков, изображавшая богиню солнца Амату. Сердоликовые локоны, «золотая» корона с острыми и длинными лучами-шипами. Все, как полагается.
Следом на подиуме возник, очевидно, Суасо. Бог неба был закован в синие бумажные доспехи, а на его поясе висел длинный деревянный меч.
Третьим вышел бог луны. Черный плащ стелился за Принцем ночи, а в руках Тукууми, разумеется, нес Книгу Заветов.
Последним из символической Пелены родился Узник. Конечно, в те времена, на заре мира, его еще никто так не называл. Тогда он не являлся даже Безумным Богом. Однако артисты не преминули обозначить сущность последнего из божеств, нарядив его в красно-черные цвета Безумия и нацепив рога на голову.
Из любопытства Бенедикт решил досмотреть постановку до конца. И, в конечном итоге, ему даже понравилось. Зрелище получилось красочным и увлекательным. Хоть и предсказуемым. Без искры. Все, от божественной междоусобицы, что «разорвала некогда Цельный мир на тысячи и тысячи висящих в воздухе островов» и до заточения Узника – развивалось строго по шаблону.
На подмостках разворачивалась заключительная часть: после награждения властью над Аспектами и звыклами за помощь в войне, Дворяне расходятся по миру и основывают страны. А вот и завершающая сцена. Благодарные народы преподносят покорившим их Родам свои традиционные символы. Вроде бубна Элисейского княжества или деревянного ожерелья Сегунто.
«Интересный способ показать ассимиляцию Дворян вплоть до имен», – решил Бенедикт.
Артисты вышли на поклон. Над толпой покатились раскаты хлопков. В шляпе для пожертвований зазвенели монеты. А церковник наконец-то пошел в твердыню.
У входа Бенедикта уже поджидал Верджил, засунув подмышку какую-то папку. Юноша прилетел в Брондхол несколько дней назад, дабы к приезду начальника принять и подготовить дела в их новой зоне ответственности.
Парень в который раз напомнил Бенедикту воробья – не столько телосложением или внешностью, хотя и это играло роль, сколько дерганой манерой двигаться и привычкой по-птичьи склонять голову набок. На копне его каштановых волос косо сидела фиолетовая – в тон сутане – шляпа-котелок. В головной убор, по традициям Айланского королевства, было воткнуто три пера. Они обозначали статус Верджила.