Через полчаса я снова повстречал тебя в кафе. Я сразу узнал тебя по глупой физиономии и манере орать в телефонную трубку. Я как раз купил замечательную старую книгу о далеких берегах и мореплавателях прошлого. Мне хотелось прочесть несколько страниц и ощутить их прелесть. Вместо этого пришлось выслушать, что ты здесь в кафе (это я, положим, и так знал — ты же сидел за соседним столиком), и вернешься в Сарагосу не раньше, чем в понедельник вечером. «Интересно, почему вечером, а не утром», — подумал я и зачем-то посмотрел на Альфонсо, торговца табаком. Тот пожал плечами, словно говоря: а мне-то что. «Должно быть, на то есть серьезные причины, — решил я, призвав на помощь дедуктивный метод. Например, женщина, или растрата, или выступление в парламенте». В конце концов, он раскрыл тайну, сообщив, что Ордоньес приезжает в Ла-Корунью в полдень. Я сразу успокоился. «Отлично, значит, речь идет об Ордоньесе», — подумал я и пересел за другой столик.
На следующий день ты был в аэропорту. Я знаю это, потому что стоял за тобой в очереди и слышал, как ты объяснял сынишке, что бензопила сломана. Я так и не понял, зачем твоему сыну в столь юном возрасте понадобился этот инструмент, — могу лишь сказать, что через пять минут я сам стал специалистом по бензопилам. Домой я возвращался в поезде, и там, разумеется, тоже был ты. Я узнал тебя по мелодии из «Бонанзы» в твоем телефоне. Она звучала раз пятнадцать, и могу поклясться, что за это время я успел люто возненавидеть семейство Картрайтов. На этот раз ты превратился в делового человека, решительного и напористого, но по сути ничего не изменилось. Вскоре весь вагон был в курсе мельчайших подробностей твоей профессиональной деятельности. Наверное, ты орал так громко, чтобы перекричать другие голоса и переливы звонков, споривших с тобой из разных концов вагона. В тот день ты раздваивался и растраивался. Справа ты говорил о воскресном футбольном матче, слева болтал со своей семьей, сзади рассказывал о том, каково пришлось Оливаресу в Нью-Йорке. Меня окружили, как чеченцев в Грозном. Это было ужасно. Возможно, поэтому, когда я вышел на перрон, включил собственный телефон, который обычно держу выключенным, и заговорил вполголоса, прикрывая мембрану ладонью, проводница посмотрела на меня с недоверием. Парню, который говорит так тихо, точно есть что скрывать.
ТЫ СТОИШЬ ДОРОГО
Мне столько раз становилось стыдно, что я мужчина. Меня неизменно вгоняют в краску манеры некоторых представителей сильного пола, их пьяная болтовня и отношение к женщинам. Некоторые мужчины полагают, будто весь мир — их охотничьи угодья, как петухи на птичьем дворе. Они бросают на женщин кровожадные взгляды: я — то, что тебе нужно, детка, можешь больше никого не искать. Иди ко мне, сладенькая, сейчас я тебя съем. Нужно сказать, такое поведение характерно как для знойных мачо, так и для лысоватых, непрезентабельных субъектов. Я не раз встречал отвратительных свинтусов, свято верящих в то, что ни одна девушка не в силах устоять перед их очарованием. А отдельные лицемеры еще и скрываются под маской добродушного профессора или человечного начальника, пользуясь своим положением, чтобы поедать глазами несчастные жертвы, которые даже подумать не смеют ни о чем таком.
Как ни печально, приходится признать, что некоторые женщины охотно поощряют бессовестных мужчин. Я знаю, что Комитет разгневанных читательниц (КРЧ) порвет меня на части, как листик салата, но все же скажу, что в мире полно козочек, жаждущих, чтобы их съели волки. Женщины ступают на эту скользкую почву по разным причинам, и не последняя из них — выживание. Не так давно одна знакомая рассказала мне, как прошло ее последнее интервью с работодателем. Когда она дошла до середины, я уже знал, чем кончится эта история. И вовсе не потому, что я такой уж умный.
Акт первый. Шеф устраивает совещание, чтобы познакомить коллектив с новой коллегой. Трое сотрудников, разговоры о работе, виски. Она, женщина с блестящими рекомендациями, которой очень нужна работа, сразу допустила роковую ошибку: оделась, как примерная девочка, и старалась всем понравиться. Все пьют виски, она просит тоник. После пары стаканов двое сотрудников уходят. Она чувствует, что работа у нее в кармане. Шеф просит ее задержаться, чтобы обсудить детали.
Акт второй. Она продолжает потягивать тоник, слушая изысканные комплименты своим интеллектуальным способностям и стилю. О работе не слова. Она чувствует себя неловко и начинает пить тоник маленькими глоточками. После третьей порции виски комплименты шефа становятся все более рискованными а взгляд неприятным. Иногда он протягивает руку и поглаживает ее коленку. Все по-отечески, но отцы не смотрят так на своих дочерей и не прикасаются к ним так. Тут она совершает вторую ошибку. Ей очень нужна работа, и потому она не спешит послать этого урода куда подальше, а безропотно терпит его приставания. Она убеждена, что сможет контролировать его поведение. Она не сомневается, что сумеет поставить его на место вовремя. Она думает, что если выдержит это, непременно получит проклятую работу. И потому продолжает сидеть, то поправляя свою скромную юбку, то судорожно отпивая тоник. Едва сдерживая слезы отвращения и стыда.