- Расскажешь мне? – шепотом спросил Глеб на ухо уже засыпающему парню, когда Леха остановился на ночлег, спустя почти сутки с момента их отъезда. Сам он ушел спать в гостиницу, уступил спальное место в фуре двум беженцам.
- Сейчас? – лениво уточнил Вик, удобнее устраиваясь на груди парня и пробираясь холодной ладошкой к нему под футболку.
- Прямо сейчас, - с нажимом ответил Глеб, перехватывая вездесущую ладошку уже внизу живота.
- Долго.
- Живо! – гаркнул парень и шлепнул Вика по заднице.
- Вот ты зануда, - отозвался Вик, отрывая голову от надежного плеча и с недовольством глядя на потревожившего его сон парня. - Все просто. Яр сделал мне, и тебе заодно, новые документы, Леха помог через границу перебраться и до города родного добраться. Кир отвлекал Юрия, пока он горестно сокрушался о моей кончине. Я кстати умирал, если что. Сашка твой вытаскивал твою задницу, заручившись всей необходимой информацией от Яра. Все же просто, чего тебе еще надо?
- Ты оборзел?
- Ладно, ладно, какие мы нежные, - Вик вытащил руку из штанов Глеба и отвернулся на другой бок.
- Ты нахуя во все это полез, придурок? Из-за тебя люди могли пострадать, я уже молчу про тебя. Да не человек ты, а сука, самая настоящая, - Глеб сел и нервно потер глаза.
- А что мне оставалось? – голос парня стал непривычно тихим, - я терял тебя, понимаешь? Я боялся, что приеду и ты уже будешь с… - он замолчал, борясь с желанием разреветься или рассмеяться в голос, пока не решил, что выбрать, поэтому мог просто дрожать и нервно кусать губы.
- Ты просто феноменальный кретин. Я же сказал, что тебя люблю, что тебе еще от меня надо? - проорал Глеб, не понимая, почему должен объяснять такие простые вещи. – Вик… Вик? Ты ноешь? – слышна издевка.
- Нет.
- А голос дрожит.
- Закрой пасть, у меня стресс.
- Нет, ты просто плакса.
- А ты монстр, но я же тебе об этом не говорю.
- Вик?
- Что?
- А ты обиделся?
- Нет, я рад, я просто счастлив, что ты у меня такая сволочь, - парень резко сел и тут же упал обратно придавленный чужим весом.
- А где мы теперь будем жить? – уточнил Глеб, с матами стягивая с парня брюки здоровой рукой.
- А я откуда знаю? Кто у нас альфа-самец в семье?
- А кто? – непонимающе поинтересовался Глеб, нагло издеваясь и, стянув наконец трусы, поцеловал дрогнувший под пальцами низ живота.
- Прекрати сейчас же. Тебе нельзя. И вообще, ты не хочешь стать водителем фуры? – предложил Вик, закрывая глаза и резко выдыхая, стараясь успокоиться и не возбуждаться, но кровь, прихватив за компанию мозг, предательски отлила в район паха.
- Зачем? Это же в рейсе долго быть, - Глеб даже оторвался от вылизывания пупка, но не удержавшись, чмокнул его еще раз, издав совершенно идиотский звук при соприкосновении с кожей.
- На это и расчет. Я же убью тебя, если буду видеть больше пары раз в неделю.
- Привыкнешь.
- Не хочу привыкать.
- А что хочешь?
- Вытащи палец из моей задницы и я, может быть, отвечу, - прошипел Вик, ерзая на жесткой лежанке.
- Вик, на фуру денег надо, а их у нас нет. И не думаю, что в ближайшее время заработаю такую сумму, а тебе учиться надо…
- Ну, допустим, деньги у нас есть.
- Откуда?
- Ну часть у Яра одолжил, часть накопил, что-то у отца спиздил, в общем, не пропадем.
- С этого места поподробнее, - насторожился Глеб, пытаясь понять, шутит парень или нет.
- Вставь где было и двигай задницей, - простонал Вик, сильнее подаваясь бедрами вперед и насаживаясь на член до упора. На некоторое время все вопросы и проблемы отошли на второй план.
Спустя две недели…
В просторной палате одной из частных клиник большого города было сонно и умиротворенно. Не жужжал телевизор, пластиковые окна надежно защищали от шума с улицы, а в коридоре царили тишина и покой. Удобно устроившись на широкой кровати, полулежа, просматривал стопку печатных листов представительный мужчина. Весь его вид кричал, что он максимально собран и сосредоточен. Листы шуршали в его руках, создавая хоть какой-то шум и подобие жизни. Несмотря на общую бледность и легкую растрепанность, мужчина выглядел представительно и достаточно дорого, кажется, этого не отнимет ни огнестрельное ранение, ни двухдневная кома, ни потеря сразу двух дорогих людей и смысла жизни в общем.
Но, как ни странно, он не мог думать о работе. Все его мысли были заняты последними событиями, захлестнувшими его с головой. Он все еще видел тот виноватый взгляд Глеба, его робкие шаги, чувствовал его первый поцелуй, подаренный мужчине будто на прощание… Юрий устало выдохнув, откинулся на подушки и бездумно уставился в потолок.
Юрий был не тем человеком, который начнет копаться в себе, искать причину, переживать. Он скорее перетерпит, чем попытается разобраться в ситуации. Но в этот раз что-то болезненное надломилось, будто сама душа разлетелась на части, и как теперь быть, он не представлял.
Он хотел своими руками придушить Яра, но как не пытался, не мог в его действиях разглядеть предательство. Яр всегда защищал своего брата и сейчас поступил так же. А как все начиналось. Ведь именно Ярослава должны были отдать Юрию вместо долга, но вовремя вмешался отец парня и отдал своего племянника. Правильное ли это было решение, судить сложно, да и бессмысленно теперь.
Юрий тосковал по Глебу, уже привык, что парень рядом, в зоне досягаемости, пускай все такой же чужой и далекий, но рядом. Но хочет мужчина или нет, он был рад признать, что его сын выбрал такого спутника жизни. Ведь отец мог быть уверен, что что бы не произошло, Глеб сможет защитить парня. Он же как зверь, как дикое ручное животное, готовое вырваться на свободу и разорвать всех, стоит только ослабить ошейник. А Вик смог так туго затянуть ему цепь, что Глеб уже не сможет сорваться.
На губы мужчины выплыла горькая усмешка.
Вик… Его радость и головная боль. Его мальчик, который сумел обойти отца. Он так быстро повзрослел, стал сильным, уверенным, жестким, таким, каким отец и хотел его видеть. Несмотря на то, что Вик стрелял в отца, Юрий уважал его силу воли. Впрочем, они вернули друг другу долг. Юрий не злился на сына, он восхищался им и его дерзостью. Единственное, что он не сможет ему простить, это три дня нестерпимого ужаса, когда Яр сообщил, будто парень покончил с собой. Это был реальный ад и хоть мужчина и не верил ни единому слову, он все ровно содрогался от подобной мысли, что сын мог себя убить.