- Я не возражаю.
- Хорошо. Остальные, думаю, тоже.
Когда мы спускаемся обратно, обе гостьи уже ждут у лестницы, не в силах усидеть в креслах. Больше всего, конечно, нетерпение одолевает Сефиру. Она беспокойно сжимает тонкие пальцы, теребит подол бежево-золотистого платья, вздыхает и переминается с ноги на ногу под снисходительно-ироничным взглядом Мирэйл.
Предложение поехать в карете не встречает особой поддержки: обеим хочется прогуляться и посмотреть город, поэтому мы отправляемся на прогулку пешком. Я, по мере сил, стараюсь вовлекать в разговор молчаливого Медифа, а Мирэйл очень мастерски проделывает то же самое с Сефирой, робеющей в присутствии инкуба и многочисленных прохожих.
Я и не подозревала, что с нуля подобрать гардероб, игрушки и учебные принадлежности для всего одной девочки, - такое хлопотное занятие! Нужно столько всего! Платья домашние, «на выход» и для путешествий, шляпки и шарфики, пальто и куртки, туфли, ботиночки и сапожки, ленты и заколки, сумочки, учебники, тетради, ручки и карандаши! Покупки сливаются в бесконечный пёстрый поток! Единственная радость – средства нам позволяют. Ассоциация действительно щедро оплачивает услуги проводников, а я ещё никуда не тратила свою зарплату.
Начав с банка, мы постепенно двигаемся по одной из центральных торговых улиц, заглядывая почти во все магазины. Если бы не волшебная сумка, все трое уже давно были бы с ног до головы обвешаны пакетами и коробками. Сефира не привередничает, наоборот, старается отказываться от всего «лишнего», но мы-то с Мирэйл знаем, что два или даже четыре платья – никуда не годится.
Больше того, иметь в шкафу одни только платья – тоже никуда не годится! Как-нибудь потом, когда Сефира привыкнет, мы непременно выберемся в мой родной мир и пополним её гардероб тем, что там носят.
Домой мы попадаем уже вечером, за полчаса до ужина.
Медиф сразу отправляется выгружать покупки в сопровождении притихшей от усталости Сефиры и Мирэйл, а я без сил падаю в первое подвернувшееся кресло и скидываю надоевшие туфли.
Это был очень долгий, очень жаркий и очень выматывающий день!
Посидев в прохладной тишине минуту-другую, через силу плетусь на второй этаж, к себе, чтобы забраться в душ и освежиться.
- Дари! – негромко окликает освободившийся Медиф и ускоряет шаг, чтобы поравняться со мной. – Сильно устала? Если хочешь, я…
- Донесёшь до ванной? – спрашиваю насмешливо.
Ведь знает же, что я откажусь, а всё равно уже второй раз пытается вызваться на поднятие тяжести.
Сначала на красивом лице появляется лёгкий укор, а потом он неожиданно подхватывает меня на руки и уверенно шагает к комнате:
- Донесу! И даже помою, - тут Медиф всё-таки сбавляет обороты и украдкой бросает тревожный взгляд, чтобы убедиться, что я не сержусь.
Таким он нравится мне даже больше! Уважение – это хорошо, но когда оно переходит в покорность, уже не так радужно.
- Если хочешь – неси, - мурлычу, потеревшись носом о его шею.
Инкуб на миг прикрывает глаза, но с намеченного пути не сбивается. Боком открывает нужную дверь, проходит в ванную, бережно ставит меня на коврик.
- Молния на платье, - подсказываю, поворачиваясь спиной.
Он аккуратно тянет замок вниз, до конца. Чуть медлит. Я слышу, как ускоряется его дыхание. Не удержавшись, очерчивает пальцами позвонки. Вдоль шеи, между лопаток и ниже - там его ладонь ненадолго замирает, а потом раздаётся тихий щелчок расстегнувшегося бюстгальтера.
Уверена, несмотря на молчание, Медиф понимает, как действует на меня ласка – ощущает с помощью своего дара, слышит, как частит от предвкушения моё сердце. Я вижу это понимание в его движениях, которые становятся всё смелее. Нежные руки ложатся на мои плечи, легко сдвигая бретельки платья, и оно с шорохом падает на пол. Туда же отправляется и бельё, его верхняя часть.
Прикосновения пальцев сменяются поцелуями. Его губы порхают по моей шее, отмечают родинку под левой лопаткой, добираются до поясницы, и по движению за спиной я догадываюсь, что Медиф опускается на коленях. Прослеживает ладонями изгиб талии и бёдер, плавно стягивает мои трусики.
Едва дождавшись этого мига, вышагиваю из кучки одежды, одновременно поворачиваясь к инкубу лицом, и задерживаю дыхание, попав в омут его дивных бездонных глаз.
Он встаёт, не отводя взгляда. Как во сне, тянется к пуговицам своей рубашки. Расстёгивает их одну за другой, и она, повинуясь грациозному движению плеч, стекает на пол. От довольно-таки узких брюк Медиф избавляется с такой же танцевальной гибкостью и оказывается полностью обнажённым.