XVI
Услышав выстрелы, Кэллинен и Диллон прижались к стене. Отважный командир Маккормик встал и запросто подошел к окну, держа в руке револьвер.
- Они на углу набережной Ормонд и Лиффи-стрит.
- Их много? - спросил Диллон.
- Жмутся по углам. Как и вы.
Он прицелился в британца, пробегавшего между штабелями распиленных досок строительного дерева из Норвегии, но не выстрелил.
- Что толку...
Переведя дыхание, Диллон и Кэллинен подобрали свои ружья и заняли места у окон. Этажом выше пулемет Кэллехера выпустил две-три очереди.
- Работает, - с удовлетворением отметил Кэллинен.
- К ним идет подкрепление со стороны набережной Крэмптон и набережной Эстон, - объявил Маккормик.
Над его головой просвистела пуля, но, будучи отважным командиром, он высунулся из окна.
- Смотри-ка, малышку отсургучили, - произнес он, заметив тело почтовой барышни. - Как же это ее припечатали? - прошептал он. - Бедняжка. И платье задралось. Если бы не шлепнули, умерла бы от стыда. Это некорректно.
Его подчиненные несколько осмелели: забыв об угрожающе-свинцовых воздушных поцелуях, посылаемых британским оружием, они таращили глаза на умерщвленную. Сверху смотреть было не так уж и интересно, и они снова принялись стрелять.
XVII
"Все-таки, - говорил себе Гэллегер, вытирая липкую руку о штанину, - то, что я сделал, так гадко. А вдруг это приносит несчастье и теперь я влипну в какую-нибудь историю? О Дева Мария, заступись. О Святая Дева Мария, понимаешь, это все эмоции".
Около него срикошетила пуля.
Он поднял ружье, закрыл глаза и выпалил наугад.
XVIII
Кэффри совершил два открытия одновременно: нашел дамскую сумочку и осознал, что все эти сражения ему совсем не по душе. Его, чернорабочего на пивоварнях "Гиннес", всегда воротило от английского короля. Сия своеобразная антипатия к англосаксонскому и ганноверскому трону привела Кэффри к участию в этом ну просто омерзительном бунте. Восстание - это не шуточки. Здесь приходилось не сладко. Он слышал, как свистели пули и осыпалась штукатурка.
Он положил сумку на стол, замер и побледнел от боли в животе.
Здорово же его прихватило.
Ни с того ни с сего.
Ему стало стыдно. В силу своей необразованности, то бишь полной безграмотности, он не ведал, что подобное случалось даже с общепризнанными храбрецами. Он уже собирался разрешить эту проблему на месте и даже схватился за подтяжки изумрудно-зеленого цвета, как вдруг ему опять стало стыдно.
Он вспомнил приказы Джона Маккормика о необходимости соблюдать корректность.
Хотя его память и была слегка взбудоражена недавними инцидентами, он вспомнил, что видел в коридоре, слева от лестницы, две двери, разительно отличающиеся по виду от дверей кабинетных. Он заметил эти две двери мельком, на ходу, во время охоты за медлительными барышнями при захвате объекта. Он подумал, что эти двери могли бы иметь какое-то отношение к его насущным потребностям.
Уступая во всеуслышание высказанному желанию Маккормика оставить почтовое отделение на набережной Эден после оккупации таким же чистым, каким они нашли его до, позеленевший Кэффри, держась рукой за живот, побрел к дверям в коридоре, слева от лестницы.
За относительно короткое время взмокший от пота Кэффри добрался до первой из двух дверей. На ней рельефно выступало слово LADIES. Но Кэффри не умел читать даже по-ирландски. Чего уж тут говорить про английский, язык мудреный до невозможности. Эти шесть букв казались ему волшебной формулой, способной вернуть временно утраченную доблесть. Он повернул ручку, но дверь не открыл. Он повернул ручку в обратную сторону, но дверь не открылась. Он вернулся к первоначальной тактике, но дверь не открылась. Он потянул дверь на себя. От себя. Дверь не поддавалась. Тогда он понял, что она заперта. Это его огорчило прежде всего из-за сильного желания проникнуть внутрь, а потом, как-никак он играл в мировой истории - именно в этот момент и конкретно в этом месте, hic et nunc, - роль инсургента; Кэффри стал обдумывать сложившуюся ситуацию.
Как известно, ирландский менталитет не укладывается в рамки ни картезианского теоретизирования, ни экспериментального изучения. Далекое от французского или английского, достаточно близкое к бретонскому, ирландское мышление полагается на "интуицию". Отчаявшись открыть дверь, инсургент почувствовал ankou, что там кто-то заперся! От этого anschauung у него словно все оборвалось внутри. Вытирая пот, стекающий по его инсургентской роже, Кэффри забыл о своих эгоцентрических позывах; вспомнив вдруг dТun seul coup о своем долге, он решил доложить Маккормику о только что сделанном открытии.
XIX
Сквозь перестрелку Гертруда различила приближающиеся шаги. Довольно нерешительные. Шел мужчина. Может быть, раненый. Она почувствовала, как он прислоняется к двери. Она увидела, как ручка повернулась влево, потом вправо, потом влево, потом вправо. Она услышала, как он толкает дверь, пытаясь ее открыть. Потом тишина. Затем сквозь перестрелку она различила удаляющиеся шаги. Но теперь уже решительные. Пятка четко отбивала шаг.
Все это время она ни о чем не думала. Абсолютно ни о чем.
Затем она задумалась, довольно бессвязно, о том, что ее ожидает. Ей не хватало деталей для полного оформления своего страха. Таким образом, ей было, собственно говоря, и не страшно. Точнее, совсем не страшно. Она парила над бездной в полном неведении. Она догадывалась, что события ближайшего будущего превзойдут все ее ожидания.
Она машинально открыла сумочку и достала расческу. У нее была короткая стрижка - пока еще редкость в Дублине, новая мода. Рассмотрев себя в зеркале над раковиной, она себе понравилась. Она нашла себя небезопасно красивой. Она провела расческой по волосам, медленно, спокойно. От слабого прикосновения черепахового гребешка к коже на голове и легкого покачивания сережек ее бросило в очень-очень приятную дрожь. Она пристально посмотрела себе в глаза, как будто желая себя загипнотизировать.