Вот познакомилась и с работой. Мне дали микроскоп и посадили за шлифы. После работы зашли с Капой в «Синтетику», посмотреть чего-нибудь. Капа не живет, а купается в птичьем молоке. Не скажу, что завидую, но когда долетают его брызги, то невольно ощущаешь свою неполноценность.
Начальник лаборатории — молодой и строгий мужчина. У него совершенно нет ресниц. Взгляд немигающий, наполненный какой-то пружинистой силой. Я люблю работать под началом сильных людей — у них обязательно работается.
Прочла роман Диккенса. Книжка, конечно, для детей, но как Диккенс понимал счастье! Я посмотрела концы в других его романах, и все невзгоды, печали, мытарства кончаются женитьбой и спокойной уютной жизнью у камина. Так правы ли мы, когда идем навстречу ветрам и бурям? В лабораторию-то я пойду.
Весь вечер мама пилила меня, как ржавая пила тонкую осинку. Все то же самое — я не умею жить. Опять фигурировала Капа как идеал. Но разве быстро научишься жить, как Капа?
Начальник лаборатории поговорил со мной серьезно. Он страстно любит свою работу и говорит сильно, как будто читает шекспировские монологи. Он убеждал не распыляться, не быть дилетантом и стремиться к вершинам. Короче, он велел писать диссертацию. Придется культурные запросы ограничить только телевизором.
Почти год прошел, как уехал Володька. Пишет часто. Все такой же. Живет в утепленной палатке и восторгается каким-то интрузивным телом. Просит выслать тридцать шесть книг. Эх, Володя, Володя, люди взрослеют, и плохо тому, кто задержался в развитии и остался вечным ребенком.
Герман Васильевич (заведующий лабораторией) опять беседовал со мной о диссертации. Я уже начала собирать материал и готовиться в аспирантуру. Совсем не боги лепят посуду. У Германа Васильевича очень большая нога. Никогда не думала, что мужчине так идет большая нога.
Капа сказала (узнала через мужа), что Герман Васильевич восхищен моими маленькими ножками. Что ж, мне уже двадцать четыре.
Сегодня полдня искала свежий огурец — надо потереть лицо. Не нашла. Попрошу у Капы.
В лаборатории разразился скандал. Молодой специалист, чем-то похожий на Володьку, назвал Германа Васильевича карьеристом. Когда завлаб подошел к парню, мне даже стало жутко. Герман Васильевич уничтожил его морально, изрешетил словами, сплющил взглядом и растер логикой. Это выглядело так:
Гер. Вас.: Да, я карьерист, но именно карьеристы двигают науку.
Мол. спец.: Науку двигают страстные и умные.
— Молодой человек, у вас молоко на губах не обсохло.
— Очень убедительный аргумент!
— У меня вы работать не будете.
— А я работаю не у вас, а у государства.
Как этот парень похож на Володьку... Сами ничего толком делать не умеют, а без конца критикуют.
Мужчина — это звучит гордо! Крупные руки и ноги, широкие плечи, пусть волосатая грудь, гордые глаза, бритый выпяченный подбородок — вот мужчина.
Сегодня, говоря о диссертации, Герман Васильевич взял меня за руку. Не знаю, что это такое, но что-то передалось из его руки в мою, и голова моя закружилась-закружилась...
Получила письмо от Володьки. Вот оно:
«Любимая моя! Ты пишешь, что друзья — параллельные прямые, но жизнь — слишком длинная плоскость. Я знаю, что ты меня давно не любишь, да и любила ли, да и умеешь ли ты любить... Но какое мне до этого дело. К сожалению, есть на жизненной плоскости однолюбы. Им тяжело, но они ничего не могут поделать, потому что они однолюбы. Любимая! А ведь ты счастливый человек, потому что на этой самой плоскости есть парень, который бросится к тебе по первому зову.
Я понял, что писать ты больше не будешь. Что ж, если буду нужен — крикни, и я приду. Если не приду — значит, меня вообще нет.
У нас хорошая осень. Небо высокое, синее, в белесых разводах. Теплый ветер катит по логам редкие перекати-поле да шелестит по сопкам сухой травой. Тихо-тихо, как будто лето еще только прислушивается к подступающей зиме. На письмо падают красные листья осинок, которые стайкой сгрудились за моей спиной.
Тихо и покойно.
Только вдруг кольнет в груди, и упругий комок настойчиво полезет в горло... Поднимаю голову и смотрю в небо — там плывет угол журавлей. Они курлычут, покрыв трубными звуками притихшую степь.
До свиданья, любимая! Дай бог тебе твоего счастья».
Герман Васильевич пригласил меня на модерн-междусобойчик. Будет все просто и современно: пиво, вобла, танцы. Будет, конечно, Капа с мужем. Надо потереться огурцом.