— Это…это — заикаясь, паданка пыталась высказать благодарность..
— Эйрин, то наш общий тебе подарок! — веско проговорила Доброгнева. — Обещала я тебе наряд, да Гудрун остановила. Нет, я платье-то тебе отдам, на память, а вот сейчас права твоя тетушка: ты северянка, значит, и одета должна быть по вашим правилам, так вернее будет.
Растроганная Эйрин по очереди крепко обняла всех дарительниц, а мужчинам решила сказать спасибо после. Гудрун довольно улыбнулась, оправила платье темно-коричневого цвета и поверх Надела связанный Ириной жилет, сразу превратившись в гордую вельву: спина прямая, взгляд уверенный, подбородок чуть приподнят…Знай наших!
Доброгнева рассмеялась, и женщины, исполненные достоинства, присоединилась к остальным ожидавшим отправки купцовым гостям.
Теперь осталось начать и кончить, как говориться! Ну, ни пуха, ни пера!
Часть вторая Глава 27
Дом юбиляра не узнать было невозможно: у распахнутых ворот стоял сам хозяин в компании своей молодой копии и приветствовал подходящих к дому разного калибра и масти мужчин и редких числом — взрослых женщин.
Добрыня Званыч, заприметив толпу нордов, вышел им навстречу, широко разведя руки и довольно улыбаясь.
— Ждем, ждем только вас, ребятушки! Сын мой, Мирослав, проводит, место покажет, людей представит, а я пойду, отдам распоряжения, чтобы начали угощение подавать, остальные уже внутри. Заходите, дорогие!
Двор, скрытый со стороны улицы высоченным забором, оказался большим, мощеным, с одной стороны ограничен зданием дома в виде буквы «Г», с другой, куда и повел северян сын хозяина, переходил в приличных размеров…поляну, что ли, обсаженную садовыми деревьями и (похоже) ягодными кустарниками; далее просмотр перекрывал плетеный штакетник — огород, наверное, еще имелся. Кто знает? И на этой поляне стояли длинные столы со скамьями по обеим сторонам, покрытые полотнищами, исполняющими функцию скатертей, и прикрывающими, скорее всего, грубые доски сидений.
«Явление Христа народу» в лице новой порции гостей на мгновение превратило кучки приглашенных, тут и там стоящих по всему двору и ведущих неторопливые беседы, в соляные столбы, потерявшие дар речи. Было с чего онеметь: четыре десятка плечистых северян, чужестранец «весь в белом, элегантный как рояль», бесстыжая девица в штанах и с невообразимой прической, обвешанный инструментами скандально-известный мальчишка Седой, сурового вида высокая старуха с острыми глазами…И ведущий со всем почтением эту группу «товарищей из райкома» старший сын хозяина с непередаваемым выражением лица: вроде и уважительно, но и непонимающе — чего это отцу в голову взбрело столько чужаков на пир притащить?
Эйрин, да и остальные из компании Густафссона, прятали улыбки, понимая, что уже произвели впечатление на будущих слушателей. Однако молчаливо кивали всем подряд, мол, приветствуем, и шли, куда указано. Через несколько секунд во дворе возобновились шепотки и разговоры, а хирд определился с рассадкой за двумя столами на краю «поляны». Митрий с Доброгневой отстали по дороге: купец присоединился к одной из «троек», а тетку Гната увела в сторону небольшой кучки женщин в дальнем углу двора невысокая дородная дама в парчовой душегрее и кике, видимо, жена хозяина.
Мирослав, выполнив задание, ретировался в направлении дома, откуда уже шел сам юбиляр, зычно обратившийся к гостям:
— Дорогие гости, друзья мои! Присаживайтесь за столы, как удобно будет, позвольте угостить вас, чем бог послал! Не обессудьте, ежели что не так! Разделите со мной трапезу по случаю шестидесятой годовщины моего топтания по земле предков!
Пока гости рассаживались по одной им ведомой системе, Эйрин смогла немного оценить публику, как делала и раньше: без настроя на слушателей выступление невозможно. Отметила, что основной «контингент» — это представители купечества, уж больно классически они выглядели: разной степени полноты и роста стриженые «под горшок» бородатые мужики примерно 40–60 лет, одетые в косоворотки или рубахи со «стоечкой», широкие, заправленные в начищенные сапоги, шаровары, через одного полосатые, разноцветные жилеты со свисающими из боковых кармашков часами(?!) и сюртуки темных расцветок, но, даже на первый взгляд, из дорогих тканей — сукна, шерстяного крепа, льна, кажется.
Однако заметила Эйрин и несколько кавалеров в «европейском платье» (по ассоциации с «Гардемаринами»): камзолы атласные, кюлоты, башмаки с пряжками, блузы с жабо, скрепленными камеями или золотыми булавками, волосы зачесаны назад и собраны в низкие хвосты. «Официальные лица?»-подумалось Валиевой. Ну да, Митрий намекал на подобные связи юбиляра.