Батч, настоящее имя которого было Майк Эган, вел машину вдоль Темзы, положив мускулистые руки на баранку и не выпуская сигарету, свисавшую с его тонких губ. Он решил, что вечер был совсем не плох. Взгляд на часы на приборной панели сказал ему, что сейчас немногим более половины первого ночи. «Самое время заняться своими собственными делами», — подумал он. Он сумел подать условный знак Селии. Она уже знала, что это означает. Она обязательно найдет возможность покинуть своего старого кондора и вернуться домой до его прихода. Он сдвинул шляпу назад и начал даже напевать. Селия, действительно, была на высоте. У нее имелась голова на плечах и пара отличных ножек в придачу! Странно, но он никогда не смотрел на нее, как на мулатку. Очень странно, учитывая его ненависть к неграм, вроде этого паршивого Гилроя, ударника в джазе «Золотой лилии». Губы Батча сжались. Там, в США, он давно бы с ним расправился по-свойски! Здесь же приходится сдерживаться. Местные флики с их смешными касками на подобные дела, как информировали Батча, смотрят иначе. Так утверждает Ролло, а Ролло совсем не из трусливых. Если вы «спустите» парня в этой стране, вас непременно повесят. Он покачал головой. Ну и страна! Да, этот Гилрой… Что-то в этом негре есть такое, вызывающее тревогу. Он пока не мог определить, что именно в нем раздражало его, но это было именно так. Он не хотел бы повернуться спиной к этому негру. Так же, как в свое время он не хотел поворачиваться спиной к барону Миллигану. Как все с тех пор изменилось! Жизнь стала какой-то монотонной и унылой. Он скривился при воспоминании о своем поспешном бегстве из доков Нью-Йорка. Все произошло в последнюю минуту. Самое неприятное то, что в Штатах его никогда не забудут. И если он вернется туда, полиция сразу же окажется рядом, будто и не было перерыва в их напряженных отношениях в два года. Нет, нельзя делать глупостей. Он хорошо устроился здесь. Время от времени, конечно, появляется желание пострелять, но здесь он не может себе этого позволить. Там, по ту сторону большой воды, он убрал немало людей типа гангстера Миллигана. Он и сам не знал, скольких «спустил». Но после нескольких дней пребывания в Лондоне Батч вынужден был убедиться с сожалением, что если хочет оставаться в добром здравии, то должен забыть об этом виде спорта. Это было совсем нелегко! Иногда желание взять какого-нибудь типа на мушку своего револьвера выводило американца из себя. Это было особенное ощущение, оно доминировало над всеми остальными желаниями, даже над теми, которые давали ему женщины. Видеть, как парень дрожит, чувствовать, как поддается курок под пальцем, видеть ужас в глазах типа, которого «спускаешь», — ради чего стоило жить! Это здорово встряхивало. Киллер был тонким знатоком таких дел и испробовал все, по крайней мере, по разу, а иногда и по нескольку раз. Но пока находился здесь, оставалось довольствоваться Селией. Когда Батч хотел испытывать эмоции.
Связь с Селией доставляла ему двойное удовольствие. Первое — сама Селия, быть с которой в постели — то же самое, что иметь дело с тигрицей. Она была способна вонзить свои ногти вам в шею, если ей этого захотелось. А ведь еще существовал Ролло! Ролло, который искренне верил, что служит божеством для Селии. Он верил, что он у нее единственный и даже больше того, что он вообще единственный мужчина в ее жизни. Вот это действительно смешно! Он, Батч, никогда не обольщался мыслью, что он — единственный мужчина в жизни Селии. Он был для этого достаточно умен, хорошо знал, как происходят такие вещи, и никогда не говорил об этом и не задавал Селии никаких вопросов. В иные вечера, когда он подавал ей тайный знак о встрече, она смотрела на него глазами, в которых не было никакого выражения. Ее глаза при этом были похожи на сверкающие, но дремлющие драгоценности. «Она ждет, видимо, кого-то другого», с досадой думал он тогда. И все это мулатка вытворяла за спиной Ролло! Да и он, Батч, делал все это со злорадным желанием обставить Ролло хоть в этом. Это был опасный тип. Батч восхищался им потому, что англичанин резко отличался от типов вроде Аль Капоне и Вига Моргана. Он, по крайней мере, не заводился в ярости, не приказывал устраивать бойни, он никогда не поддавался слепому гневу. Нет, он был просто опасен, как бывает опасна безумно ядовитая змея. Всегда оставался спокойно сидеть на своем месте с самым мирным выражением на лице, создавая впечатление, что не собирается ничего предпринимать. А потом, совершенно неожиданно, через несколько недель, наносил смертельный удар. И вы потом, совершенно случайно, узнавали от кого-нибудь об этом. Какой-нибудь тип, с которым вы выпивали, спросит вас между прочим: «А вы ничего не слышали о Джонни Ги? Или о Вилли Адамсе?» Или совершенно-безразлично-о-ком? И вы будете стараться вспомнить, не тот ли это Джонни Ги или кто-то другой, который пару недель назад не поладил с Ролло, и вы невольно подумаете: «Бедный тип, у него произошло ужасное внутреннее кровоизлияние, медик заявил, что можно подумать, будто он наелся стекла. Он сгорел, как свеча». Да, Ролло был асом в умении подослать изощренного убийцу или самому подсыпать стеклянную пудру в ваше питье. Вы никогда в точности не могли знать, в каких отношениях находитесь с Ролло. Играть с Селией в таких условиях было действительно гораздо опаснее, чем рискнуть просто на любовный роман. Это походило на игру с черной мамбой. Но все это очень нравилось Батчу. Он обожал возбуждение, тайные свидания, опасности. Вдруг Ролло нападет на них в тот момент, когда они будут вместе? При одной этой мысли он чувствовал ни с чем не сравнимый трепет.