До советско-румынской границы оставалось менее трехсот километров. Дивизия, сбивая противника с промежуточных рубежей, форсированным маршем шла к границе.
…Мы были недалеко от Прута, когда противник пытался нас задержать. Этот бой и сейчас стоит перед моими глазами. Его вели два полка — наш и 39-й. Бой трудный, непривычный. Ночью мы выбили немцев из леса и на опушке заняли их окопы. А утром гитлеровцы начали контратаковать, не сами, а силами своих союзников. Они ввели в бой полнокровный румынский полк. Позднее выяснилось, что полк этот был едва сформирован и совсем не обучен. Румыны шли на нас толпой. Толпу сзади гнали цепи гитлеровцев. Минометная батарея, артиллеристы, пулеметчики прицельным огнем буквально выкашивали румын. Их становилось все меньше и меньше. Они кидались из стороны в сторону, но всюду натыкались на наш огонь. Потом они пытались бежать назад, но там их тоже встречал огонь и, может быть, не менее яростный, чем наш. Гитлеровцы расстреливали своих союзников.
Когда румыны пытались залечь, то их поднимали силой оружия и вновь гнали под наш пулеметный, минометный и пушечный огонь. Десять раз румыны ложились под нашим огнем, и десять раз гитлеровцы поднимали их вновь. Поднимали до тех пор, пока некого стало поднимать. Весь полк был уничтожен.
Еще через день мы вышли к Скулянам, местечку на берегу Прута, на советско-румынскую границу. В двух километрах от реки Прут лежал разрушенный поселок бывшей заставы. Вокруг развалин — густые заросли бурьяна и лебеды, скрывавшие старые окопы, траншеи, воронки. На берегу реки в таких же зарослях была бывшая контрольно-следовая полоса. Здесь бурьян и лебеда перемешались с высоко поднявшимся кустарником. Сохранился пограничный столб с номером 1685.
Граница. Священная черта. «Вот она, — писала „Правда“ 27 марта 1944 года, — …долгожданная, трижды желанная Государственная граница нашей Отчизны, 33 месяца назад попранная врагом». Казаков охватывает волнение. Волнуюсь и я. Волнуюсь оттого, что всегда мечтал служить на границе. Мечта не сбылась. Мне оставалось только завидовать сверстникам и друзьям, которым выпадала удача нести службу на священной черте государства, и восхищаться их мужеством.
Мне очень хотелось узнать о тех, кто июньским утром первый встретил здесь, в Скулянах, войну и первым сложил голову. Но у кого узнаешь? Да и времени нет…
За Прутом лежала Румыния, ставшая сателлитом фашистской Германии. Из разведданных нам стало известно: немцы бежали на реку Серет и там создают укрепленную полосу.
Глава одиннадцатая Высокая миссия
В марте 1944 года наша дивизия в числе первых соединений Красной Армии перешла Государственную границу Союза Советских Социалистических Республик, форсировав реку Прут, и вступила на землю Румынии.
Перед тем как перейти границу, нас, командиров подразделений, собрали в штаб полка. Командир полка и его заместитель по политической части просили понять самим и разъяснить всем бойцам, что воюем мы не с народами Германии и их союзниками, а с фашистскими режимами, с их военной машиной. На землю Румынии мы вступаем не агрессорами, не захватчиками и завоевателями, а с великой освободительной миссией. Организованность, дисциплина, дружеские чувства и гуманность — вот какой должен увидеть румынский народ нашу армию, нашего советского солдата. Недопустимы вражда к населению, высокомерие победителей и тем паче какое-либо насилие. В то же время наши старшие командиры предупреждали о повышенной бдительности. Ни на минуту нельзя забывать, что боевые действия придется вести на чужой земле, среди чужого окружения.
Мое поколение выросло с сознанием святости интернационального долга. Слушали командира полка и его заместителя, и все для нас становилось ясным. В то же время мы, многое повидавшие и пережившие, не были теми легковерными и простодушными юнцами, какими вступали в войну. Мы понимали: нас не будут встречать как добрых друзей. Но тогда — как врагов? Вот это-то оставалось задачей со многими неизвестными. Но, как говорится, поживем — увидим.
Первые шаги на румынской земле. И первое, с чем мы столкнулись, встретившись с населением, — страх. Всеобщий страх перед нами. Вражеская пропаганда крепко поработала, чтобы оболванить людей, запугать их. Она вдолбила в головы такую гнусную и несусветную чушь о нашей армии, что мы диву давались. Население ждало нашествия варваров. В первых населенных пунктах мы почти не встречали жителей. А те немногие, что остались, к нам относились настороженно.
Особенно боялись женщины. В первые дни мы их вообще не видели. Они прятались. Потом стали появляться. Но в таком затрапезном виде, что казались страшилищами. Они надевали на себя самую грязную и рваную одежду, лохмотья, лица, руки и ноги мазали грязью, сажей и красками, рисуя себе разные коросты-болячки. Пробегая мимо, отворачивали лица. В разговоры не вступали. Дико!