— Да. А я даже не подумал, что ключ-то она мне не отдала.
Не время выяснять отношения. Не время, не место, не здесь и не сейчас… Иви стиснула кулаки. Взяла себя в руки. Медленно вдохнула.
— Ты, пожалуйста, ни о чем не беспокойся. Все решится. Но главное — вытащить тебя отсюда. И мы вытащим, ты не сомневайся.
— Да, скажи Генри, чтобы позвонил Ллойду, у меня в записной книжке — темно-зеленая, дома, где-то на стеллаже в гостиной — есть его телефон. Он хороший адвокат.
— Скажу обязательно, не беспокойся ни о чем.
Оборванного вида человек, сидевший в уголке камеры, закашлялся. Почему говорят, что от сильных чувств сжимается сердце? У Иви сжалось в горле от ощущения глобальной несправедливости. Почему, почему Алан здесь?! Это не он, а Уэст должен сидеть тут и сходить с ума в тусклом свете лампочки!
Ей никогда раньше не приходилось испытывать такого всеобъемлющего, через края сердца выплескивающегося желания защищать, утешать, оберегать, целить… Что угодно, лишь бы ему сделалось хорошо.
Наверное, если бы Алан замерзал в снежной пустыне, она бы не раздумывая вскрыла себе жилы, чтобы он согрел руки над исходящей паром кровью.
— Я смогу еще позвонить сегодня. Один раз.
— Позвони Генри, может быть, вам что-то нужно обсудить. Со мной все будет в порядке.
— Я знаю. И все же… не могу за тебя не волноваться. Я бы хотел сегодня утром быть с тобой, чтобы защитить от нападок Дианы. Она, если уж принимается за дело, то жалит нещадно.
— У меня большой опыт дружбы с женщинами. Поверь, от нее вырабатывается иммунитет к змеиному яду.
Инспектор снова прочистил горло.
— Мисс, — позвал он. — У вас еще три минуты.
Наверное, на его глазах не так уж часто через решетку обменивались нежностью и заботой друг о друге. Иви поняла, что это, тем не менее, не убедило его в том, что она «любовь всей жизни» Алана. Ну и плевать.
Страстно, невыносимо, до дрожи хотелось сказать Алану, что она его любит. Но страх был сильнее.
Три минуты — это не так уж мало. Три минуты — это без малого две сотни секунд. Но Иви не заметила, как они протекли. Она молчала и смотрела Алану в глаза. Он бормотал какую-то утешительную чушь, иногда запинаясь, будто загипнотизированный ее взглядом, — но как нелепо и трогательно слушать слова поддержки от человека, который сидит за решеткой! Но Иви знала, что он делает это, потому что мужчина, потому что сильнее, потому что так — глубинно правильно. Она смотрела в его серо-стальные глаза, почти не слышала его и думала, что вечность — это не срок.
Иви казалось, что за эти три минуты она глазами и сердцем сказала Алану больше, чем могла бы сказать словами за три дня.
Обратного пути по коридору она не запомнила, все ее внимание было сосредоточено на том, что творилось в душе. А в душе все было сложно и одновременно до невозможного просто.
Она была готова пойти за ним на край света.
Если бы понадобилось, она бы осталась здесь, на этом клочке грязного, пропитанного несвободой, досадой, ненавистью и страхом пространства.
Но ей нужно было уйти и ждать. И она уходила. Обернуться было невыносимо, и Иви не оборачивалась, хотя чувствовала напряженный взгляд Алана — на спине и чуть выше, где плечи переходят в шею. Надо же, она до сих пор помнит, телом помнит, как он целовал это место.
— Ну как? — Генри бросился ей навстречу, будто бы она была хирургом, который только что сделал операцию его матери.
Иви пожала плечами. Генри нахмурился. Иви передала ему слова Алана насчет Ллойда и сказала, что он обязательно позвонит Генри.
Инспектор опять неприятно усмехнулся за ее спиной.
— Там были гораздо более важные разговоры, сэр! Не пытайте юную даму.
— А вы не лезьте не в свое дело, коли уж ничего не смыслите в человеческих отношениях, — развернулась к нему на каблуках Иви. И застыла, ошалев от собственной дерзости.
Видимо, инспектор отреагировал на ее слова так же, потому что замер с раскрытым ртом.
Генри сгреб ее под локоть, извинился перед инспектором и поблагодарил.
Ивы кивнула ему на прощание с таким лицом, с каким обычно говорят: «Пошел вон». Застывшая маска, прищуренные глаза.
— Ты свихнулась?! — набросился на нее Генри уже в машине.
— А ты испугался?
— Он же коп.
— Ну и что? Я сказала ему, между прочим, чистую правду. Может, резковато, но он переварит.
— Он же коп в том участке, где…
— Он же не окружной судья по этому делу! Не будь параноиком.
Генри шумно вздохнул.
— А у вас это как, серьезно? — спросил он, в очередной раз демонстрируя полнейшее неумение плавно менять тему.