‒ Значит, они все поняли, – предположил Бальтр.
‒ Оставим это на потом. А сейчас, ‒ мужчина возрастом как Странник, говорил сдержанно и спокойно, мне казалось, что это спокойствие передавалось и мне. ‒ Давайте глянем, что после себя оставил мой бывший друг и коллега.
Я лишь кивнул:
⃰ ⃰ ⃰
‒ К-хм-к-хм. Так работает, хорошо. Меня зовут Гектор Берг, я один из команды ученых работающих в Зоне отчуждения. ‒ Темные волосы мужчины покрывались в разнобой седыми прядями, а тонкие отдающие зеленоватым оттенком очки, скрывали взгляд тяжелых темно-серых глаз. Не прикрытые не чем впалые мешки, тихо выдавали своего хозяина, который давно позабыл, что такое долгий сон. Измятый местами халат, был явно велик, но было это не важнее пролетавшей мухи. Ведь то, что собирался сделать ученый, было куда значительней.
‒ Пока моя память свежа, а время позволяет сделать эту запись, я бы хотел рассказать о самых значимых моментах моей жизни, как ученого. Как любой из нас, я обязан оставить хоть несколько слов, что мы сделали, и за что нас следует судить. ‒ Мужчина был напряжен, толи от страха к собственному голосу, который сдержанно будет рассказывать о его достижениях и — ошибках. Толь еще от чего-то, к чему он не стал оборачиваться, чтоб разглядеть, ему хватало и первых причин.
‒ Случайность, это не случай и не неопределенное событие это — рок, судьба. Вот о чем я подумаю в момент когда, совмещу ноосферу Зоны, то бишь саму Зону и — человека. Но до этих ничем не прикрытых мыслей еще далеко, ведь я еще молод, энергичен и безработный. Да именно так, в день, когда я прогуливался по парку; водил по пальцам рук считая со скольких институтов, лабораторий меня попросили удалиться. Причина крылась не в том, что я был плох в своем деле, а в том, что не знал меры и общепринятой нормы. Да я хотел расти, расти. А самодеятельность в подобных государственных учреждениях, ой как не радовалась.
И вот настал тот день — X. Все та же ‟случайность”, еще пока не признанная мною.
‒ Гектор! Берг! Да стой ты. ‒ Бежавший позади толстячек, уже успел, и устать и залиться потом. Но к такому он был готов, держа в руке носовой платок, ловко прошелся ото лба к шее.
Обернувшись и выйдя с глухих мыслей, мужчина, смотря сверху вниз, вначале не признал старого друга, но увидев, был не скромно рад. ‒ Штурмовик ты ли часом, как давно-то здравствуй. ‒ Улыбка была искренняя и, увидев ее, мужчина не стал заводить свою шарманку о кличке которую уже через две недели еще по институту дали однокурсники. Громкая и дерзкая как ее владелец сразу пришлась по вкусу всем кто его знал по институту. Обычно кто слышал, сразу спрашивали: «где служишь?» Но в ответ, что изучаю экологию в примесь с геологией просто оставались стоять неподвижно. А что еще было сказать? Видно юмор у батанов на порядок выше, чем обычный.
Прогулки вдоль озеро, все же пришло время закончиться и двое давних друзей присели на лавку, рассматривая прохожих на время, закончив беседу о былых временах.
‒ Ну что Берг, воспоминания это хорошо, но что важнее сейчас ― настоящее. Давай говори, чем сейчас занимаешься? Я-то помню, какие ты в институте безумные теории выдвигал, небось, время пришло, и к одной из них ты рученки та протянул?
‒ Да куда там. Смешно теперь даже думать, хлеб то оказалось подобными идеями тяжко есть. Там где мне доводилось работать, от меня быстро избавлялись, видишь, сколько пальцев загнул, вот отовсюду меня выгнали. Так что завязываю я аки с этим. Даже как то запал начал тускнеть выжили все лишнее, что идет в разрез с нормой.
‒ Да друг, понимаю. Но не пойму одного, ‒ хлопнув себя по бедру, произнес Штурмовик. ‒ Почему ты в наших задворках стулья пыли лишаешь?
‒ Не понял?
‒ Тьфу ты. Не понял он. Я говорю, хватит менять одно на другое, такое же вот, понял? Знаешь, что ты должен сказать спасибо Берг, мне за сегодняшнюю встречу случайную, а может, и нет.
‒ В тот день после встречи со Штурмовиком — Валентином Игнатенко, моя жизнь ловко извернулась, и я был этому рад. Тогда рад. Зная, что мы так ошибемся, так навредим себе, людям, окружающему нас миру. Я бы прошел мимо него. Но. Да я мог отказаться, только тогда мои амбиции, стремления, были скорее выше здравого смысла, ведь какому ученому не хочется, чтобы его признали? И мы рискнули всем. Мы подвергли опасности всех. Не жалея не себя никого вокруг.
С осени 1990 года и по сей день. Я по рекомендации Штурмовика, присоединился к компании по изучению Ноосферы в Зоне отчуждения. Да в столь не стабильном месте развернулась такая деятельность. Мы работали в закрытых секторах вблизи Чернобыля. На тот момент я был знаком с Ноосферой не более чем с теорией, но меня быстро в этом разубедили, все с кем я работал, верили в нее как фанатики и я стал частью их. Всего за два с половиной года вся деятельность резко переменилась и обрела масштабы просто колоссальные. Больше спонсоров, больше вложений, а все из-за того что от изучения, мы принялись к осуществлению. А поступили мы так из новой нашей еще одной возможной теории. За несколько лет была отстроено добротное число новых лабораторий, в которых мы проводили все возможные к данной теории эксперименты. Годы кропотливой работы нам казались успехом, которого еще не один человек не достиг.