Заперли меня в небольшом помещении. Больше всего узилище напомнила тамбур в вагоне пассажирского поезда. Потянул в сторону дверь. Скрипя и заедая, она поддалась.
Старый вагон, переделанный под жилище. Две керосиновые лампы освещали помещение. Разбитые окна надежно заколочены. За целыми стёклами толща земли.
- Это не метро. Не переживай так. – Из дальнего, тёмного угла раздался скрипучий старческий голос, с ноткой безумия.
- Ты еще кто! – Неожиданное появление старика сильно напугало. Сердце ударилось о горло и скатилось в пятки. Готов поклясться, что в вагоне кроме меня никого не было.
- Я Ято. Честный Ято.
- А я Дозер. Знакомству с тобой совсем не рад.
- О, ты тоже честный. Ято ценит таких людей.
- Надеюсь, ты их ценишь живыми. – Ято не вёл себя угрожающе, да и выглядел не очень то и сильным. Что позволило немного расслабиться.
- По разному бывает. – Ухмыльнулся Ято.
- Ты тут один?
- Ято всегда одни. Родился один. И умрёт один. Доздер такой же.
- И чего тебе Ято. От меня нужно?
- Ято старший преданный великого Сектора. – Он постучал себя пальцем по лбу. В центре лба была татуировка змея с тремя глазами, изгибаясь кольцами, ее хвост заканчивался на переносице. – Сам Сектор запланировал нашу встречу! Веришь ли ты словам Ято?
- Ты же честный. Приходится верить.
- Сомнения в твоих словах, ранят Ято.
- Сам виноват. Это же из-за тебя меня паралич скрутил.
- Ято виноват. – Согласился старик. И надолго затих.
4. Доз.
Ято беззвучно шевелил губами, покачиваясь из стороны в сторону, медленно вправо, медленно влево. Монотонно и однообразно.
Стало сложно держать его в фокусе. Пространство вокруг принялось расплываться. Вагон раскачивался как на волнах.
Пол из горизонтального положения поднялся вертикально. К такой встрече мое лицо оказалось не готово. Закрыться руками не успел. После чего наступила темнота. – Ох уж эта асфальтовая болезнь.
Второе пробуждение прошло намного хуже первого, которое хоть и выглядело очень реалистично, но из-за отсутствия некоторых деталей присущих миру яви, оказалось сном.
Зато место действия тоже, что и во сне – грязный вагон старого электропоезда.
Боль обрадовалась моему возвращению и вцепилась всеми когтями в измученное тело. При любом неаккуратном движении плечо отзывалось нестерпимой болью. Ноги плохо слушались, встать не удалось. Да и с ориентацией в пространстве были проблемы. А в голове творилось «не пойми что». Внутричерепное давление сверлило виски и затылок, намереваясь покинуть неприятное место. Лицо опухло, глаза заплыли, язык раздуло. Губы разбиты. Множество ссадин и порезов.
- Очнулся, гляньте на него, очнулся. – Голос прозвучал откуда-то сверху.
За всеми этими мучительными копошениями не заметил вошедшего старика с керосиновой лампой. Тот самый старик из сна - Ято.
- Хы ля те.
Попытался сказать, что тоже рад его видеть. Вышло с трудом, без нужной интонации и вдохновения.
Ято обошел вокруг меня несколько раз. Осматривая или примеряясь, чтобы добить и не сильно при этом испачкаться.
Повесив лампу на свисающий с потолка крюк, Ято вновь принялся наматывать вокруг меня круги. Он очень мне не нравился, его намерения и внешность также не вызывали доверия. Морщинистое лицо с длинным носом выглядывало из-под наброшенного на голову капюшона. Его наряд представлял собой причудливые лохмотья. Сшитые на заказ для бабы-яги. В похожем наряде выступала воспитательница дочери, на ее последнем детском утреннике.
Следить за ним сквозь опухшие веки было трудно. В момент, когда моя бдительность ослабла, он с неожиданной силой дернул за онемевшую ногу. Боль, хруст, звук вправляемого сустава. Ято оказался необычайно силён для своего телосложения. Если конечно судить по рамкам того мира в котором мне пришлось жить до этого. Тонкие запястья, длинные сухие пальцы не выдавали спрятанную в них силу. Или может это я за период беспамятства похудел килограмм так на шестьдесят.
Чудо доктор, не дожидаясь пока приду в себя от неожиданной боли, принялся за дальнейшее лечение. Из бедра был извлечен какой-то вытянутый предмет, отложенный в сторону и звякнувший об пол металлом. Затем еще один, поменьше. Лечение продолжилось без всякой жалости к пациенту. Без лишних движений и жестокости. И естественно безо всякой анестезии.