Это длилось какое-то время, может, месяцы, может, годы, пока однажды отец не перекрыл ему доступ ко всему. В одночасье. Без предупреждения.
Оскар сидел на полу своей комнаты, смотрел в пустоту и чувствовал, как внутри него разрастается чёрная дыра. Всё, что у него было, всё, что позволяло ему хоть как-то справляться с болью, исчезло.
И тогда впервые на него снизошло озарение. Его перевёрнутый мир вдруг сложился в единый непротиворечивый пазл: единственное, чего он по-настоящему хочет и что является истинной целью его мучений — смерть.
Он знал, что в доме остался алкоголь. Отец не смог бы вычистить всё. Оскар помнил о нише за старым дубовым комодом в библиотеке. Отец, будучи пьян, сам однажды спрятал туда несколько бутылок и забыл.
Оскар достал их.
Потом, когда стемнело, выбрался из дома, выпил столько, сколько смог, и побрёл в метро.
Метрополитен — идеальное место, чтобы покончить с собой.
Его ноги сами привели его туда. Оскар стоял на краю платформы, раскачиваясь, с тяжёлой головой, полузатуманенным сознанием. Вокруг стояли люди, но ему не было до них дело. Сегодня он ждёт только одного — свой поезд, который увезёт его подальше из этого мира.
Он ждал.
Поезд уже освещал тоннель своим холодным, безразличным светом.
Ещё чуть-чуть.
Молодого человека не озаботило, что станцию к тому моменту накрыло туманной поволокой и толпа людей обеспокоенно галдела, не видя ничего вокруг.
Оскар сделал шаг вперёд.
Но не почувствовал удара.
Не ощутил вспышки боли.
Когда сознание вернулось, он лежал на рельсах с разбитым лбом.
А поезда не было.
Точно так же, как не было и смертельного напряжения, которое должно было бы прикончить его.
Он дышал.
А ведь так этого не хотел.
Сначала он услышал крики.
Настоящие, неподдельные, полные ужаса.
А затем — ещё кое-что.
Мерзкие, влажные звуки, будто кто-то жадно чавкает, разрывая мясо. Оскар почувствовал, как воздух стал густым, пропитанным запахом крови. Тёплой, свежей, горячей. Она была везде.
Он даже не сразу понял, что люди падали прямо на него. Их тела, ещё живые, но уже сломленные, рухнули на рельсы, едва не завалив его под собой. Он инстинктивно отшатнулся, отползая назад, ошалелый, потерянный.
Крики, кровь, искажённые силуэты... Они заполнили его сознание.
Он даже не понял, как оказался наверху, как сумел забраться обратно на платформу, пальцы дрожали, но хватались за выступы, тело работало на инстинктах.
Вспышки образов перед глазами.
Монстры.
Оскаленные челюсти.
Мерцающий свет.
Визг, переходящий в хрип.
Как он добрался до служебного помещения, он не помнил.
Как к нему попал пистолет — тоже.
Он был липкий, весь в засохшей крови. Возможно, его выронил кто-то из убитых, или, может быть, его пальцы сами потянулись к нему в забытьи. Аналогично выглядел и Оскар. Возможно, местами содранная кожа говорила о том, что он сумел протиснуться сквозь погнутые прутья. Всё же он никогда не был таким массивным, как его отец, пойдя в мать своей тонкокостной фигурой.
А может, всё это привиделось.
Оскар пришёл в себя, когда крики стихли.
Но они не закончились.
Их сменил другой звук.
Глухой клёкот, влажное чавканье. Твари всё ещё там. Всё ещё пожирали.
В служебном помещении не было света, но даже в темноте Оскар мог разглядеть свой силуэт в отражении разбитого стекла. Глаза воспалённые, губы потрескавшиеся.
Три дня.
Три дня в безумии.
В этом маленьком помещении.
Он приставлял пистолет к виску, проводил пальцем по спусковому крючку.
Но не доводил до конца.
Почему он позволил себе выжить, Оскар не сумел ответить бы и сейчас. Вероятно, он сделал это просто по привычке.
Оскар не знал, сколько времени просидел, уставившись в одну точку. Может, минуты, а может, часы. Мысли вязли, время тянулось бесконечно, пока что-то не вырвало его из оцепенения.
Рука.
Сильная, твёрдая, сжимающая плечо.
Он вздрогнул и резко поднял взгляд. Перед ним, склонившись в полутьме, стоял Горгон. Вторая его ладонь также крепко сжимала плечо Марка.
— Везучие вы мои, братья-солдаты! — прошептал старожил, улыбаясь в полной тишине.
Голос был глухим, но в нём звучало что-то тёплое, живое, несмотря на холодную, смертельную опасность, всё ещё окружающую их.
— Не робей, с вашим везением можно было бы и прогулочным шагом по Стиксу идти! Незачем было и по тоннелям плестись! — После чего тихо рассмеялся.