Тем временем Эйка, анализируя окружающую обстановку, выводила Марку и Оскару маршрут — линию движения, рассчитанную с точностью до миллиметра. Тоннель, хоть и казался беспорядочным, на деле был решёткой паттернов: там, где арматурные стержни создавали ловушки, где своды давали акустическое преимущество, где остатки пластика могли зацепиться за ногу Эйка заранее предупреждала о том, куда лучше всего двигаться каждому из них.
На их линзах вспыхивали стрелки, прорисованные контуры теней, замедленные траектории движения противника, словно сама Эйка стала невидимым командиром, ведя их сквозь хаос.
— Быстрее, иначе не успеем — прохрипел Горгон, больше себе, чем остальным.
И они побежали быстрее, чем когда-либо прежде.
Первыми людей достигли несколько бегунов.
Они неслись, протягивая к людям свои руки с утолщёнными ногтями, порой спотыкаясь, падая, но не теряя плотоядного настроя, а, напротив, ещё больше возбуждаясь от запаха собственной крови. Но Горгон, как и в поезде, был остриём — наступающего на заражённых человеческого «копья». Он врезался в первых мутантов с нечеловеческой скоростью и мощью, не давая им срезать даже за волос его бороды. Он разил набегающих тварей короткими и точными ударами, подсекая суставы, ломая кости под коленями, выворачивая позвоночные дуги резкими скрутами клювов. Хруст сопровождал каждое его движение. Не убивал — но сбивал с ног, замедлял, превращал нападающих в затор, через который вынуждены будут перешагивать те, кто мчится сзади.
Это и было нужно — создавать заторы из тел в «узких горлышках» их пути.
Марк и Оскар шли за ним, выступая как заточенные кромки. Быстрые, почти незаметные в тенях, они добивали тех, кто подползал, кого лишь задело краем удара Горгона. Один метил в глаза, другой — в основание шеи, в споровые мешки. Порой достаточно было одного точного удара, чтобы обездвижить заражённого навсегда. По возможности они опрокидывали за собой всё, что было возможно опрокинуть, чиня препятствия и формируя временные баррикады, замедлявшие движение наиболее ретивых тварей. Также двойка не забывала про арбалеты, расстреливая по бегущим сзади бегунам оставшиеся магазины.
Поток не утихал. Казалось, твари не замечали павших сородичей, продирались вперёд, переламывая их, наступая на искалеченные тела. Лишь медляки сбивались, опускаясь к тем, кто валялся не в силах продолжать свой путь. Они рычали, рвали зубами заживо, с увлечением пожирая собратьев, стоявших ещё секунду назад на ступень выше их на пути развития.
Но бегуны были умнее — шли только на людей. Только на тепло, на ритм сердец. На людей.
И каждая секунда в таком темпе ощущалась целым веком.
За бегунами в тоннель ворвались лотерейщики.
Это нарушало обычную картину поведения заражённых. Обычно такие особи, массивные и быстрые, первыми добирались до цели — проталкиваясь сквозь толпу слабых и не координирующих движение собратьев. Но сейчас они вошли только тогда, когда волна бегунов иссякала, а передовая уже была усеяна телами. Значит, ими кто-то управлял. Кто-то, кто держал всю стаю под контролем.
Горгон понял это мгновенно.
Если это элитник — значит ситуация ужасна. Если заражёнными командует иммунный, с даром управления стаей… то это лишь иной оттенок катастрофы. И в данный момент он даже не знал, что хуже.
Но гадать об этом не было смысла.
Горгон всадил дар в ближайшего лотерейщика. Направление было точным — прямо в область спорового мешка, защищённого рёберным щитом и плотной биобронёй. Но дар применялся на конкретную область, а умозрительный прицел старожила был отлажен с точностью атомных часов: волокна окаменели, мгновенно разорвав связь паразита с телом носителя.
Тварь замерла и ударилась мордой о пол, бездушной марионеткой. Массивное тело сложилось с глухим шлепком. Летящие следом заражённые не успели затормозить — и первый из них, стучащий пятками топтун, запнулся о тушу и рухнул, не удержав равновесия, но сразу же вскочил на лапы, практически не потеряв в скорости.
Однако этой заминки вполне хватило, чтобы превратить в музейную окаменелость паразитический мешок трёхсот килограммового мутанта. Разряд, как и в прошлый раз, вызвал каскадное мышечное смыкание: заражённый затрясся в судороге, как будто кто-то сжал его изнутри и не отпускал. Он рухнул рядом с первым, и сверху на них навалилось ещё двое бегунов, не сумевших среагировать на изменение рельефа из подающих тел.
Дар Горгона работал с устрашающей надёжностью. Каждое применение — гарантированная ликвидация. Но каждый выброс оставлял его чуть более истощённым. Жар пробегал по позвоночнику, сердце вздрагивало от перегрузки, а зрение временами затягивалось поволокой. Он знал, что через несколько применений наступит предел — и тогда... Думать, что будет после этого, не хотелось.